Память лета. Борис Екимов
вечный степной ветер. Идешь и идешь. В пору летнюю, жаркую, захочется пить, начинаешь приглядываться: где в истоке балочки верба стоит или растет камыш, а может, просто курчавится зелень сочнее окружной, степной. Высмотрел – правишь туда. Все точно: в низинке журчит из-под тяжелой плиты камня-песчаника чистый ручеек или стоит деревянный, в колено, сруб, всклень налитый прозрачной водой, и видно, как на дне, из белого песка, вскипают ключи.
Много у нас было в Задонье ключей, родников. Сейчас они понемногу глохнут. А прежде все были ухоженными. Обложен ли диким камнем, обнесен ли срубом, по весне почищен от наносного ила. Прежде было много хуторов: Липолебедевский да Липологовский, Рубежный да Каменнобродский. Всех не перечесть. Люди жили, скот пасли по степи, работали на полях, сено косили. А в летних жарких трудах без родника не обойтись. Родник – не только чистое питье, но и природный холодильник. Работаешь, а в роднике сохраняется молоко, сметана, другая еда. Да и отдохнуть лучше в тени, возле воды. Вот и хранили родники, было их много.
Для овец да коров ставили в стороне деревянные долбленые колоды. К роднику скотину не допускали.
В Задонье родники встречались могучие. Порою на одном целый хутор живет. Их называли «колодцами». К примеру, Фомин колодец у хутора Лукьянкина, он же – Зоричев.
Из Липологовской балки поднимешься на перевал к Калиновому логу, и вдали, за много верст, сразу бросится в глаза сочная зелень на склоне Фомина кургана. Долго идешь и идешь, понемногу спускаясь под изволок. Жарко. Месяц июль. Бронзовеют поля озимой пшеницы, серебрится поспевающий ячмень, желтеет выгоревшая непашь. Безлюдье. Тишь. Дорога течет пологим склоном, потом тянет в гору, на Фомин курган.
Сухое лето. Горячий степной ветер. Сладкий дух поспевающих хлебов. Жаворонки поют. И вот еще один звук – шум воды. Он все слышней и слышней, шум водопада. Вначале покажется, что это обман, слуховой мираж. Откуда здесь взяться водопаду? Травы до срока выгорели. Задонская степь.
Но вот он, сияющий в солнце, рокочущий басом водопад. С пятиметровой высоты рушится и гремит мощный поток чистейшей ключевой воды. Начало его, исток, лежит в вершине кургана. Вокруг сухая глина, выгоревшая трава, а в ложбинке – сочная зелень. Там, в каменных, за годы и годы пробитых лотках, журчат три быстрых, три полноводных ручья. Они бегут из-под плит песчаника, выбиваясь на свет каждый порознь, и, прозвенев по камням короткий путь в одиночку, сливаются в бурливый поток. Уже могучий, он шумит, сбегая вниз по каменному ложу, и скоро рушится пятиметровым рокочущим водопадом. Когда-то он спешил к людному хутору с красивым именем – Зоричев, что лежал на пологом склоне Фомина кургана. Теперь от хутора остались лишь дикие сады: груши, сливы, яблони, терн. А жили, по рассказам, неплохо. Главное богатство – вода, что текла из Фомина колодца по рукотворным дубовым колодам. Хватало ее всем. Славился хутор лучшими в округе садами и огородами на даренной Богом воде. В любую засуху на просторном поле, на Россоши, рождалась крупная, в два кулака, картошка.
Благодарная память долга. И потому