Горькая соль войны. Сергей Синякин
руководствовался заградотряд и который требовал беспощадности к дезертирам, паникерам и трусам, вскинул «ТТ», и сухой выстрел подвел итог еще одной неудавшейся жизни.
Тело подполковника рухнуло в донскую воду, закачалось на волне. Когда стреляют в грудь, убитый падает лицом вниз, поэтому Аникудинов благодарил Бога, что больше не видит умоляющих о пощаде глаз и нервно дергающейся щеки.
– А этих – в комендатуру! – приказал он, словно исчерпал на сегодняшний день лимит на смерть. – Пусть с ними особый отдел разбирается!
И пятнистая, нестройная людская змея вновь потекла по грейдеру – к Сталинграду, где пока еще мирно ревела слониха, идущая из зоопарка на берег Волги для водопоя, где на танцплощадках молодые лейтенанты из пехотного училища приглашали на танец девушек, где цвели розы на клумбах городского сада и играл духовой оркестр, где на карусели беззаботно каталась Смерть, выбирая будущие жертвы из солдат и жителей города.
Армагеддон выходного дня
Взвыла сирена.
Она выла пронзительно, от нее дребезжали стекла в домах, она вселяла в людские души испуг и тревогу. От депо и железнодорожной станции ей принялись вторить паровозные гудки. Пронзительный рев, пронизывающий воздух, пугал.
Над городом появились крестики самолетов. Их становилось все больше и больше, часть их выходила с левого берега Волги, держа курс с острова Крит на центр города.
Воздух наполнился тяжелым гудением, словно сотни гигантских майских жуков штурмовали небеса. Страха еще не было, люди смотрели в небо.
Зенитчики не ожидали атаки с тыла. Они спохватились лишь тогда, когда немецкие бомбардировщики начали вываливать на город, безмятежно встретивший солнечный день, свой смертоносный груз. Воздух вскипел от разрывов, рявканье зенитных пушек и треск пулеметов слились в один сплошной вой.
Поздно! Поздно!
Самолеты, словно хищные осы, нападали на город со всех сторон. Стальными когтями растопырив неубирающееся шасси, падали на город пикировщики. На земле горело все, что было способно гореть. Город превратился в огромный дымный костер, и это не было преувеличением или метафорой – дома были охвачены пламенем, горели деревья, гигантские языки пламени облизывали стены, а вверх от земли взлетали бесчисленные черные смерчи, состоящие из дыма, копоти, пыли и возносящихся к небесам человеческих душ.
Среди горящих улиц метались уцелевшие люди.
Гасить огонь было бесполезно, горел не отдельно взятый дом, горел весь город. Спасать собственное добро было тоже бесполезно. Можно было лишь просить Бога защитить жилье от бомбы и огня. Но и Бог сегодня был равнодушен к человеческим молитвам.
Отбомбившиеся самолеты беспрепятственно уходили на юг, уступая место новым носителям смерти. Казалось, это будет длиться вечно, казалось, что все сгорит в адском пламени, разожженном безжалостными обитателями небес.
Редкие самолеты Красной Армии вступали в отчаянные схватки с немецкими самолетами и горящими свечами уходили