Смешные люди. Александр Лепещенко
за это «как» и представили Ивана к высокой награде – ордену Красного Знамени.
История имела продолжение.
Вскоре из штаба прислали майора, которому для получения ордена требовалось участие в боях. Его посадили к Гулевичу воздушным стрелком. Иван же, вместо того чтобы повести самолёт плавно, устроил болтанку. Офицер облевал всю машину. А вылет был абсолютно безопасный, ни «мессершмиттов», ни огрызающихся зениток.
Потом, на аэродроме, Гулевич, угрожая пистолетом, заставил штабиста вымыть самолёт. Штабист донёс об этом, конечно. И старший лейтенант Гулевич награду не получил, да ещё десять суток ареста схлопотал. А вот майор без ордена Красного Знамени не остался.
Иван и раньше проявлял характер.
Начинался 1937 год.
Парень только переехал с родителями в Сталинград. Пошёл купить циркуль, а жил недалеко от центрального универмага. И когда возвращался, его обступили пацаны из соседнего дома, человек восемь или десять. Хотели, значит, побасурманить в карманах…
– Первому, кто сунется, – выхватил Иван циркуль, – глаз вон.
Пацаны посуетились немного и разошлись.
После этого выскочил слух, что Гулевич связан с бандитами и опасен. В общем, до окончания десятилетки все боялись его тронуть.
Таким был Иван Гулевич.
Это он научил внука сохранять человеческое достоинство. Научил шевелить мозгами и понимать происходящее. И внук воспринял формулу: «Я есть суверенное государство». И когда надо, давал сдачи.
Прицыкина получала её не раз. Она глядела на своего обидчика, поджав побелевшие губы. Он отвечал ей долгим серьёзным взглядом. Честолюбие съедало Ирину Сергеевну, подобно недугу. Но Гулевич по обыкновению и не думал отступать. А ведь Прицыкина была всесильным вице-губернатором. Цеповяз без неё и шага не мог сделать.
– Игорь Алексеич, так нельзя! – вступался за Прицыкину шеф. – Вы должны соблюдать правила.
– Вы требуете от меня соблюдения правил, – парировал Гулевич, – как дети требуют повторения всех подробностей сказки.
Цеповяз, злясь, заикался и отводил взгляд. Гулевич же оставался мрачно-спокойным. Спустя время всё повторялось.
…Насупились деревья в саду, запахло дождём, и я вернулся в дом. Часы в гостиной пробили одиннадцать. Вот-вот должен был появиться мой друг.
Глава четырнадцатая
Почему-то иногда с особенным азартом пытаешься уверить других в том, в чём и сам не уверен.
Сейчас бы я согласился, чтобы и меня уверили в том, что Гулевич придёт. Уже и закат раскололся, и алые блики заплясали в пруду, а его всё не было. Но вот какая-то тень, словно испуганная птица, скользнула между деревьями. Показалась парусиновая, колеблемая ветром куртка. Игорь Алексеевич обошёл пруд и, свернув к дому, вскоре был на веранде.
Мы поздоровались.
– Быть владельцем этих документов, – кивнул он на знакомую жёлтую папку, – довольно обременительная привилегия.
– Вам угрожают?
– Думаю, что да, – сказал он, и что-то в его голосе заставило меня взглянуть