Сестра раздумий и печали. Анатолий Егин
поднебесья.
Прекрасный щит для нас сплела вода.
И этот щит надежно охраняет
Тебя со мной от яростных лучей,
Он охлаждает, жажду утоляет,
Поит рассветы, травы и людей.
Вот так года поит, тысячелетья.
Земля – к воде, к земле – вода.
Все это будет, будет вечно!
И будет наша жизнь всегда.
«Порошит снежок…»
Порошит снежок,
И зима кончается.
Вот уже марток
На ветвях качается.
Соблазнитель-мальчик
Солнышком пришкварит,
Пропустил стаканчик,
И мороз ударит.
Ветреные девы,
Ветреные страсти.
Кружатся напевы
Счастья и несчастья.
Носится по ветру
Юная душа.
Молодость открыта —
Тем и хороша.
«Дождь двое суток, реки-потоки…»
Дождь двое суток, реки-потоки.
Вновь очищаются наши края.
В необычайно короткие сроки
Грязь удалилась, вдохнула земля.
Умно устроено все у природы:
Солнышко светит, дождик идет.
Только народы долгие годы
Косят друг друга. Никто не уймет.
Где же ты, Господи? Скоро ль рассудишь?
Время настало и самый момент.
Или рукой ты махнул: будь что будет?
Может, мы чуждый Земле элемент?
«Богатство богатству есть рознь…»
Богатство богатству есть рознь.
Что ты найдешь в суете?
Золота мертвенный гвоздь?
Пламя полета к мечте?
Гвоздь пригвоздит навсегда
Блеском камней и металла.
Зависть и маета,
Милых наследников жало.
Знаний незримый багаж
С коркою черствого хлеба —
Жизни другой антураж,
Пропуск на чистое небо!
«Стою на темном полустанке…»
Стою на темном полустанке,
Стою и электричку жду.
Она приходит спозаранку,
И может, еще раз в бреду.
Она приходит расписная,
Красивая, как сладкий сон,
Людей впуская-выпуская.
И я зашел в ее вагон.
Она мгновенно всех уносит
Меж сосен, чрез поля, туман.
Ты ясно слышишь, кто-то просит
Подать ему воды стакан.
Ты моментально понимаешь:
Не электричка это – Жизнь!
За окнами дома мелькают,
Социализм, капитализм.
Мелькают праздники и будни,
Мелькают горестные дни,
Цари, правители и судьи.
Все кушать просят, хоть умри.
Толпа никак не замечает
Тех, кто напился, кто ушел.
Но тем, кто золото считает,
Завидуют, их убивают,
Чтоб сесть самим за пышный стол.
А электричка мчится, мчится
Тысячелетья и века.
Взирают праведников лица
На мерзость тяжкого греха.
«Отпустите