Ангелы живут в аду. Игорь Шахин
числе и замкнутая бесконечность в «стакане», и разомкнутая безбрежность мира собратьев.
Она сама для себя была как бы центром Вселенной.
Да, он мог сразу же узнать свое будущее, как это могла бы знать река: исток, притоки с их истоками, среднее течение и, наконец, исчезновение в море, испарение к облакам, стекание дождями в ручьи, в подземные воды – все это единое целое одного явления. Но река, имей даже она сознание, ничего бы не смогла предпринять против плотин, береговых укреплений, распахивания берегов и балок, против отводных каналов, переброски ее вод в иные моря, против взрезающих ее тело стальных винтов, против ядов, отбросов, стекающих в ее русло. Конечно же река и… сознание – это всего лишь предположительное сопоставление, но как еще обозначить образ Растущего, который по сути своей имеет десятки, сотни, даже тысячи аналогий в жизни людей, а по внешности примитивен и прост – напоминает обыкновенный валун…
Жизнь его кожи сродни жизни реки, но только не в пространстве, а во времени: в ней все одновременно и зарождается, и растет, и исчезает. Одним словом, Растущий. Образ дерева нам даже больше помог бы в поиске аналогий с ним: из семени поток стремится в корень и ствол, вытянулись ветви, давшие листву и семена. И теперь есть все: и кончина – старение корня, ствола, веток, и жизнь – побеги, листва, и рождение – семена с их крепкой памятью о целом дереве.
Да, этот образ подошел бы для описания Растущего, если бы не такое различие, как стали бы сравнивать: дерево – это «дважды-два», а он – теория относительности. И тем не менее у него особое отношение ко всему растущему. Можно было бы назвать это любовью, когда б кто его наделил каким-либо из высоких чувств. Но об этом его отношении – несколько позже. Это пока не столь важно, нежели то, что он узнал, изучая оконтуренную им область познания – оболочку. Именно с этой стороны может возникнуть неожиданное для нас воздействие, в равной степени счастливое и трагичное.
Прежде чем шаг за шагом подойти к знанию о своем будущем, Растущий отступил к тому моменту, когда кожа его только что образовалась. Все было просто до банальности: клетки возникли, делились, расслаивались, разрастались, покрывая постепенно его тело. В некоторых местах они слипшимися группками парили в своей среде, двигались, поглощали другие группы и были поедаемы иными сообществами, более агрессивными. В некоторых местах они прочно врастали в тело, став его неотрывной частью, росли, давали жизнь другим группам, отмирая сами. И даже не отмирали – в измерении Растущего не существует нашего понятия «смерть», они, рассыпаясь на составные части, перегруппировывались, становясь частями других тканей и клеточных сообществ, и оставались вечными. Ведь с этой точки зрения нет никакой разницы: миллион-другой частиц находятся в какой-либо комбинации или же каждая существует сама по себе, или объединяется с новыми группами.
Это знание потрясло Растущего. Так, наверное, обыкновенная дворняга, изумительным образом отличающая друг от друга тысячи