Василий Теркин. Стихотворения. Поэмы. Александр Трифонович Твардовский

      Не много надобно труда,

      Уменья и отваги,

      Чтоб строчки в рифму, хоть куда,

      Составить на бумаге.

      То в виде елочки густой,

      Хотя и однобокой,

      То в виде лесенки крутой,

      Хотя и невысокой.

      Но бьешься, бьешься так и сяк —

      Им не сойти с бумаги.

      Как говорит старик Маршак:

      – Голубчик, мало тяги…

      Дрова как будто и сухи,

      Да не играет печка.

      Стихи как будто и стихи,

      Да правды ни словечка.

      Пеняешь ты на неуспех,

      На козни в этом мире:

      – Чем не стихи? Не хуже тех

      Стихов, что в «Новом мире».

      Но совесть, та исподтишка

      Тебе подскажет вскоре:

      Не хуже – честь невелика,

      Не лучше – вот что горе.

      Покамест молод, малый спрос:

      Играй. Но Бог избави,

      Чтоб до седых дожить волос,

      Служа пустой забаве.

      Вся суть в одном-единственном завете:

      То, что скажу, до времени тая,

      Я это знаю лучше всех на свете —

      Живых и мертвых, – знаю только я.

      Сказать то слово никому другому

      Я никогда бы ни за что не мог

      Передоверить. Даже Льву Толстому —

      Нельзя. Не скажет – пусть себе он Бог,

      А я лишь смертный. За свое в ответе,

      Я об одном при жизни хлопочу:

      О том, что знаю лучше всех на свете,

      Сказать хочу. И так, как я хочу.

      Когда аэродромы отступленья

      Под Ельней, Вязьмой иль самой Москвой

      Впервые новичкам из пополненья

      Давали старт на вылет боевой, —

      Прости меня, разведчик мирозданья,

      Чьим подвигом в веках отмечен век, —

      Там тоже, отправляясь на заданье,

      В свой космос хлопцы делали разбег.

      И пусть они взлетали не в ракете

      И не сравнить с твоею высоту,

      Но и в своем фанерном драндулете

      За ту же вырывалися черту.

      За ту черту земного притяженья,

      Что ведает солдат перед броском,

      За грань того особого мгновенья,

      Что жизнь и смерть вмещают целиком.

      И может быть, не меньшею отвагой

      Бывали их сердца наделены,

      Хоть ни оркестров, ни цветов, ни флагов

      Не стоил подвиг в будний день войны.

      Но не затем той памяти кровавой

      Я нынче вновь разматываю нить,

      Чтоб долею твоей всемирной славы

      И тех героев как бы оделить.

      Они горды, они своей причастны

      Особой славе, принятой в бою,

      И