Расплата. Джон Гришэм
то, что произошло убийство, и я отвечаю за защиту обвиняемого, если его возможно защищать. Существует же какая-то причина, по которой Пит застрелил Белла. Если он не хочет объяснить, мне нужно узнать мотив.
Флорри вскинула руки.
– С меня довольно! Я вся изнервничалась. Может, в другой раз? – Она встала и направилась к выходу, и адвокат быстро открыл перед ней дверь. Поддержал, когда Флорра спускалась по лестнице. Внизу они обнялись и договорились вскоре снова встретиться.
Его первой едой в камере была миска бобового супа с ломтем заплесневелого кукурузного хлеба. Сев на край койки и приняв миску, Пит подумал: неужели так трудно сохранить пищу для заключенных теплой, но, конечно, никому об этом не сказал. Он не жаловался: жизнь преподала ему жестокий урок – от жалоб все становится только хуже.
По другую сторону темного коридора освещенный тусклым светом висевшей на проводе голой лампы ел другой заключенный. Его звали Леоном Колливером, он был из семьи, известной производством кукурузного самогона, бутыль которого он прятал сейчас под койкой. Дважды Леон предлагал выпить Питу, но тот отказывался. Колливер сообщил, что его намерены перевезти в тюрьму штата в Парчмене, где он проведет несколько лет. Это будет его второй срок в Парчмене, и он с нетерпением ждал, когда там окажется. Везде лучше, чем в здешнем застенке. В Парчмене бо`льшую часть срока заключенные проводили на улице.
Колливеру хотелось поболтать, и его разбирало любопытство, почему в тюрьму попал Пит. Но слухи проникли и сюда, и к концу дня все четверо белых заключенных знали, что Пит убил методистского священника. Времени на разговоры у Колливера было хоть отбавляй, и он жаждал деталей, но ничего не получил. Колливер же не знал, что в Пита Бэннинга стреляли, его били, мучили, он голодал, его опутывали колючей проволокой, бросали в корабельные трюмы, запирали в товарных вагонах, помещали в лагеря для военнопленных, и эти уроки выживания привили ему привычку не открываться первому встречному. И Колливер ничего не выяснил.
После обеда в тюремном блоке появился Никс Гридли и остановился перед камерой Пита. Заключенный встал и сделал три шага к решетке. Гридли тихо произнес:
– Вот что, Пит, нас одолевают навязчивые репортеры, вьются вокруг тюрьмы, мечтают поговорить с тобой, со мной, с кем угодно, кто готов развязать язык. Я хотел убедиться, что тебе это не надо.
– Мне это не надо, – отозвался Пит.
– Понаехали отовсюду – из Тупело, Джексона, Мемфиса.
– Мне это не надо.
– Так я и думал. Как тебе здесь?
– Нормально. Бывало хуже.
– Знаю. К твоему сведению: сегодня я перекинулся в доме священника словом с Джеки Белл. Она держится. А вот с детьми беда.
Пит взглянул на него без тени сожаления, но подумал, не следует ли сказать что-нибудь пристойное, вроде: «Передай ей от меня привет» или «Извини, мне жаль», однако лишь нахмурился с таким видом, будто шериф был полным идиотом.
Когда стало ясно, что Пит не ответит, Гридли