Расплата. Джон Гришэм
взял в руки кофейную кружку. Керамическую, уже отнюдь не белую, с бурыми пятнами, явно бывшую в употреблении. Прежде чем Никс успел что-либо сказать, Флорри объяснила:
– Любимая Пита. Ему дали ее в военном госпитале, когда он выздоравливал после хирургической операции. Уверена, Никс, вы не откажете герою войны в маленьком удовольствии пить кофе из своей любимой кружки.
– Не откажу. – Он начал складывать вещи обратно в корзину.
– Не забывайте Никс, мой брат не обычный заключенный. Вы заперли его бог знает с кем. Наверное, с ворами и бутлегерами. Но вы должны помнить, что он ни кто-нибудь, а Пит Бэннинг.
– Его заперли потому, что он застрелил методистского священника, Флорри. И из всех, кто здесь находится, Пит единственный, кого обвиняют в убийстве. Никакого особого отношения он не получит.
Открылась дверь, и вошел Пит, за которым следовал Ред. Он с каменным лицом посмотрел на сестру и, выпрямившись посреди комнаты, повернулся к Никсу.
– Полагаю, хочешь снова воспользоваться моим кабинетом? – спросил тот.
– Спасибо, Никс, это очень любезно с твоей стороны.
Полицейский, что-то проворчав, встал, взял шляпу и вместе с Редом ушел. Его пистолет в кобуре висел на вешалке на самом виду. Пит подвинул стул, сел и посмотрел на сестру.
– Ты идиот! – воскликнула она. – Как можно быть таким глупым, эгоистичным, недальновидным, безмозглым? Устроить такое своим родным? Речь не обо мне! Не о ферме и о тех, кто от тебя зависит! Не о друзьях! О детях! Они в отчаянии, безмерно напуганы. Как ты мог так поступить?
– У меня не было выбора.
– Вот как? Объяснись!
– Я ничего не собираюсь объяснять. И говори тише – не воображай, что нас не подслушивают.
– Мне безразлично, подслушивают нас или нет.
Пит указал на сестру пальцем, его глаза блеснули.
– Успокойся. Я не желаю терпеть твои сцены и слушать брань. Я сделал то, что хотел, по определенной причине и надеюсь, настанет время, когда ты меня поймешь. А пока ничего не собираюсь объяснять. И, поскольку ты ничего не понимаешь, следи за речью.
Глаза Флорри сразу увлажнились, и задрожали губы. Она опустила голову и пробормотала:
– Ты даже не хочешь поговорить со мной.
– Ни с кем не хочу, и даже с тобой.
Флорри вспоминала: когда они мирно завтракали в среду и ничто не предвещало трагедии, брат был таким же отчужденным, как теперь, холодным, будто не от мира сего.
– Зачем ты так поступил?
– Мне нечего тебе ответить.
– Что ужасного сделал Декстер Белл, что заслужил смерть?
– Мне нечего сказать.
– Это связано с Лизой?
Пит секунду колебался, и Флорри поняла, что задела его за живое.
– Мне нечего сказать, – повторил он, доставая из пачки сигарету, зачем-то постучал по циферблату наручных часов и прикурил от спички.
– Ты ощущаешь угрызения совести и жалость к его родным?
– Я стараюсь об этом не думать. Да, мне жаль, что так случилось, но я ничего подобного