Глубокий поиск. Книга 2. Черные крылья. Кузнецов Иван
шутка, как затянувшаяся глупая игра.
Самолёт, в котором я находилась, приземлился. Здесь воздух был отнюдь не августовским, как внизу, а прохладным, крепким, настоянным на чистом снеге. Небо – слегка белёсое, высокое.
Ламы уже преспокойно сидели широким кругом посреди поляны – медитировали, причём молча, без пения мантр и молитв. Немцы общались с местными офицерами, носили вещи, устраивались в лагере.
Я осталась не у дел: моё участие в обустройстве не принесло бы ощутимой пользы, в круг медитирующих меня, вопреки предположениям Фрица, не позвали. Готовить еду и ещё как-нибудь участвовать в организации быта не требовалось, поскольку мы разместились в обжитом лагере, и хозяева – сотрудники «Аненербе», носившие для прикрытия форму альпийских стрелков, подготовили нам радушную встречу.
Отдых до утра следующего дня всем пошёл на пользу. Еда была вкусной и сытной, сон освежал. Я впервые познакомилась с немецкой пуховой периной. Специально для меня из Германии доставили полный комплект: я спала на пуху, укрывалась пухом и голову укладывала в пуховое облако. Такое вот трогательное приветствие от новообретённого фатерлянда. По правде, ничего за всю жизнь я не встретила – ни до, ни после Германии – более приспособленного для отдыха и сладкого сна, чем пуховая перина. Тем не менее первую ночь я спала беспокойно.
В чёрной, без единого проблеска темноте прислушивалась из-за своей ширмы к храпу, сопению и множеству других звуков, издаваемых десятком спящих мужчин. Теперь с каждой минутой присутствие фашистов на Кавказе обретало для меня реальность и грубую весомость. Они расположились тут с комфортом и, видимо, рассчитывали, что надолго. Оттого их поганая перина поначалу колола мне тело, будто соломенный матрац. Однако сквозь гнетущую атмосферу, царившую в самом приюте, проникала энергия гор – объемлющая, грозная и спокойная одновременно. Горы как будто обещали: «Всё будет хорошо!» В Тибете я не испытывала ничего подобного: тот, напротив, хранил какую-то опасную тайну, как будто ветра всё время гудели о некой скрытой угрозе…
В конце концов я вошла в медитативное состояние, совершенно успокоилась и наутро была готова к любым активным действиям.
Ламы между тем не звали меня к совместной молитве, да и немцы не подталкивали: иди, мол, к ним. Видно, для участия в том, что делали тибетцы, требовалась высокая степень посвящения. Они едва не целыми днями сидели на поляне кругом, без еды и питья. Многодневный обряд выглядел крайне серьёзным и очень торжественным.
Немцы, по контрасту, вели себя весьма деятельно, но мимо медитирующих лам буквально «ходили на цыпочках». Деятельность, которой они были заняты, носила вполне прикладной характер: они вовсю достраивали приют и обустраивали пути, к нему ведущие. Ещё их, по-моему, занимали военные действия, ведшиеся неподалёку: они то изучали карты местности, то оглядывали окрестности в бинокль, что-то отмечая в тех же картах, то отправлялись на разведку вместе с профессиональными