Мой собственный Париж. Элеонора Браун
не имеют. Это центр шопинга для туристов.
В ПАРИЖЕ ВАМ НЕПРЕМЕННО СТОИТ…
Ты чувствуешь настоящую жизнь, когда идешь мимо фермерских рынков. Купив лучший шоколатин, который только существует, можно сесть в кафе и смотреть на проходящих мимо парижан.
Миф, музей и мужчина. Сьюзан Вриланд
Когда я в первый раз вышла из Лувра, голова моя кружилась от любви к искусству. На дворе стоял 1971 год, мне было 25 лет, это была поездка от университета по пяти городам Европы. История и искусство никогда не были такими яркими для меня, как тогда, их голоса звучали особенно звонко, а образы захватывали внимание с невероятной силой. Стоя на Новом мосту на острове Ситэ, я дала себе клятву, что искусство этого недавно открытого мира станет моим спутником по жизни.
Во время этой первой поездки по Европе я чувствовала себя пилигримом, ведь единственным опытом, связанным с искусством, было восхищенное наблюдение за тем, как прадедушка превращал мазки масляной краски в пейзаж. Для меня художественные музеи были проникнуты святостью. Перед тем как стать музеем в 1793 году, Луврский дворец был символом благосостояния, могущества и упадка монархии на протяжении шести веков. Трансформация из королевского дворца в национальный музей была великим культурным жестом, выражающим идеи всеобщего равенства Французской революции. Разве можно было не воспользоваться таким святым доверием общества?
Живопись, скульптура, архитектура, музыка, история религии и обществознание – все это страшно увлекало меня: я хотела больше читать, учить языки, заполнять свой разум богатой, знаменитой, давно существующей культурой, порожденной человеческими желанием, отвагой и верой. Я хотела сохранить французский готический собор живым в своем сердце. И я мечтала о душевных отношениях с французами, приправленных смехом и оживленными беседами об искусстве и истории за чашкой кофе в уличном кафе.
«Невозможно, – подумала я про себя. – Французы – снобы, особенно парижане. Душевные отношения? Этому никогда не бывать».
Передо мной возник барьер, который я страстно хотела перепрыгнуть. Но как?
Герой фильма «Моя прекрасная леди» – профессор лингвистики Генри Хиггинс – утверждал: «Французам все равно, что они говорят, по крайней мере, до тех пор, пока они уверены в своем правильном произношении».
Мне пришлось решиться на опасную авантюру, с моим-то неправильным и крайне скудным французским.
Стоя на причале экскурсионных катеров, я предприняла попытку обмена любезностями с парижанкой в кремовом костюме от Шанель с кокетливой юбкой-клеш. Может быть, она согласится, что сегодня прекрасный день и что Сена и здания в стиле неоренессанса на ее берегах выглядят впечатляюще.
Не будучи совсем уверена в произношении и правильности выбора слов, я произнесла подготовленную фразу. Не проронив ни слова в ответ, она обратила взгляд в сторону своего красивого спутника и повернула свое кремовое габардиновое плечо в моем направлении, что позволило ее шелковому шарфу сливочно-персикового цвета развеваться под легким бризом.
Вернувшись в отель, я сверилась с моим массивным франко-английским