Пробудись, железо!. Дмитрий Овсянников
копытами лучшие скакуны удела. Спесь хозяев не знала границ; на людях они держались так, словно были роднёй самого короля. Соседи потакали им – дворяне раскланивались, как с равными, земледельцы хоть и ворчали, но исправно платили ренту. Будь наша воля – мы бы раскатали всё это великолепие по камешку, но служилый человек – не разбойник. Нам всего и нужно было, что слегка поправить свои дела золотом, съестным и выпивкой. Сам грабёж мы называли переделом лишнего.
Мы долго ждали – и дождались. Однажды усадьбу покинула большая часть хозяев – старший Прентос с тремя сыновьями и свитой в два десятка слуг ускакали на охоту: купец не отказывал себе в этой исконно дворянской забаве. В ту же ночь мы навестили жилище богатея.
Жители Острова по большей части беспечны, когда речь идёт о защите дома – даже города не имеют крепостных стен, ибо море защищает надёжно, а на самом Острове опасаться некого. Об усадьбах же и говорить нечего.
…Ограду чуть выше человеческого роста легко перемахнул Диего. Он опустил кулак в латной перчатке на голову опешившего привратника и отодвинул тяжёлый засов, пропуская во двор нас. Десятник дон Рикардо, Энрико и Педро поспешили к дому, Диего и Роберто занялись воротами амбара, мне и Хуану десятник велел остаться во дворе – стеречь коней и подать сигнал тревоги, если понадобится.
На дворе стояла тишина, лишь изредка всхрапывали наши кони. Мы не зажигали огней, а висевшие у ворот и над крыльцом дома светильники погасили – нам, уже привыкшим к темноте, они только мешали. Из дома послышались топот, нестройные крики и возня – дон Рикардо с двумя товарищами вязали сонную дворню: «Где можно – без крови!» – наставлял нас десятник накануне. Я стоял возле коновязи, а Хуан, обойдя двор кругом, принялся вязать оглушённого привратника – не хватало, чтобы тот очнулся и поднял крик.
Тут-то и появился из неприметной дверцы человек в одной исподней рубахе, с длинным мечом в руках. Он выдал себя шарканьем обуви и сиплым дыханием – одинокий защитник усадьбы был немолод, – и я успел заметить его и обнажить меч прежде, чем тот бросился на меня. Схватка длилась недолго – как ни ярился старик, фехтовал он неважно, и я легко выбил оружие из его рук. Меч зазвенел о камни, и мой противник даже не думал поднимать его – он гордо выпрямился передо мною, скрестив руки на груди и задрав седую бороду.
– Бей, мерзавец! – прохрипел он.
Нет, это было бы уже слишком. Разбой сам по себе занятие не из благородных, но убивать безоружного было противно рыцарской чести.
– Уймись! – велел я старику, оттолкнув ногой его меч подальше. – Стой и молчи! Мы не убийцы.
Он повиновался, но смерил меня презрительным взглядом. Кем он был? Вторым привратником? Распорядителем имения? Старик держался с поистине дворянским достоинством, а во мне видел безродного грабителя. От этого делалось мерзко.
– Вы хуже собак, ночные воры! – бросил он в ответ на мои слова.
– А вы лучше их? – не выдержал я. – Чем? Тем ли, что скупили земли больше, чем надо одному семейству,