Собрание сочинений. Том 2. Царствие земное. Виктор Ростокин
подсолнух, опрокинутый умывальник, рядом с ним топор. В чулане, в комнате разбросаны вещи, книги, рукописи.
В открытую калитку любопытные людишки, как на невидаль, таращились на полуобнаженного мертвого старика, о чем-то перешептывались, ухмылялись, пожимали плечами, качали головой. Милиционер, поставленный час назад при обнаружении трупа (почтальонка принесла пенсию, увидела окровавленного, бездыханно распростертого на крыльце хозяина, сообщила по 02) присматривать за порядком до появления следователя, топтался возле пустой собачьей будки, покуривал, не обращая внимания на зевак, не прогоняя толпу, пропуская мимо ушей обрывчатые смешки, фразы, будто выхваченные из похабного анекдота.
Ввиду того, что врач-судмедэксперт спился и не работал, покойника на медицинскую экспертизу отправили в соседний район. А привезли обратно только через двое суток. День клонился к ночи. Наглухо забитый крышкой гроб некоторое время постоял у двора. Потом его задвинули в кузов грузовика. Поехали. На кладбище без малейшей задержки опустили в могилу. Закопали проворно. Воткнули жиденький крест. Без надписи, кто похоронен, без указания года рождения и кончины. Мужик с тонкими усиками (под блатного певца Сукачева) плашмя лопатой похлопал по гребню холмика, озорно бросил:
– Теперь, дядя Жора, не будешь соблазнять молодых девочек! Отдыхай!
Все, кто присутствовал на погребальной церемонии (человек пятнадцать) рассмеялись. И в приподнятом настроении отправились в кафе на поминки.
После двух-трех стопок мужик с усиками (очевидно, ему подумалось, что коль его шутка на кладбище всем понравилась, можно продолжить в том же духе), не вставая с места, громко произнес:
– Отменные стихи! Отменные! Всю дорогу я читал его книжку, пока ехали до Жирновска!
На этот раз на его слова никто не среагировал, все были заняты поглощением горячих котлет с картофельным гарниром. Рядом с «Сукачевым» мужик постарше, попроще на вид, бесцеремонно ухватистой рабочей ладонью сгребал конфеты, печенье и совал в карман, басовито, как батюшка на клиросе, приговаривая:
– Эт можно… незазорно… Эт так и надо… Оставлять на столе негоже…
А больше никто и рта не раскрыл, дабы что-то в память об усопшем произнести. Слов ни у кого не находилось. На память пришли строки дяди Жоры:
Землею быстро закидали,
Схоронили кое-как…
Убийство произошло, как принято выражаться, на почве ревности.
Якобы парень застал свою возлюбленную в объятиях похотливого старика. Ворвался в избу, увидел их в постели. Началась возня, он с ножом, дед с топором… Молодая сила взяла верх… Парня арестовали, одели на него наручники. Началась всякая разбирательская канитель.
Греховодник в сырой земле. А грязные брызги – темной тучей! Свора частных адвокатов заклубилась, замогутилась. «Я буду бороться за честь дяди Жоры, – сказал мне В. М. – Только вы, поэты, должны для меня собрать по полторы тысячи рублей с каждого из вас». Я мысленно прикинул: в районе по меньшей мере…