мечтатель_солдат_бунтарь. Головоломка. Станислав Радкевич
растворение «я» в «мы». И дальше – промывка мозгов: мы хорошие, они плохие. Отрицание культуры то есть. Война.
– …А он все углы сглаживал. Я ему сколько раз говорила: дожимай… Ты в статье одно слово недопишешь – где-то в деревне последняя бабушка отойдет. А он… И мы врозь. Ему – Олимп. Мне – поле…31
– Этот Доброжилов, может, последний, кто может Россию от распада спасти. Он не на бумаге, прямо в жизни создает… такие… сплотки людей, которые… Без которых, я думаю, России давно бы уже и не было.
«Вольное бла-бла, – удивился Вятр, – работает как афродизиак?»
– Музыка кончилась… – подсказала Майя.
– Музыка никогда не кончится!
Олег упруго выпрыгнул из кровати и прошлепал по холодному паркету к плейеру. Нью-йоркского ипохондрика Фрэнкса сменили бесноватые исландцы – «Меццофорте»32. На лету Вятр подхватил с кресла рюмку водки и выплеснул остатки внутрь себя.
– А мне?..
– Конеч-чно.
Олег уверенно двинул ладонь по пупырчато-сетчатому телу Майи: иду на вы! Она с готовностью развела ноги: иди!
– К черту эту сетку…
– …
Тенета были разодраны, паук заколот. Патоковая Майя, млея, маясь, потекла сквозь Олеговы пальцы. «Космос – ад, – мимолетом догадался он. – Рай – на кончике клитора!»
Глава 11. Смерть Сталина
Леха Рысь и Прокл Штурман скрепя сердце шли на дело. Свежесрубленная сберкасса хищно щерилась среди косорылых мужицких изб. Оба – и Штурман, и Рысь – были в бегах: одна ошибка – загремишь на четвертак33.
В сберкассу ввалились с гоготом и шутками, как вольняшки. И чуть было не дернули назад. За столом для посетителей корпел над бумажками молодой лейтенант-гэбист.
Но Леха уже пер прямиком к окошку сберкассы, тянул из-за пазухи ворох облигаций, отработанно ронял одну на пол.
– Привет совслужащим!
– Здрас-с-сте. – Кассирша сонно повела коровьими глазами.
Лейтенантик тыкал ручкой в чернильницу и, скрипя пером, выводил кривые буквы в квитанции. За стойкой весь обложился гроссбухами лысый старик с серебряной бородой. От печки постреливали глазками две старшеклассницы в одинаковых длинноухих шапочках.
– Вот, возьмите. – Кассирша протянула посетителям газету с «выигрышами», пошелковевшую от перечитывания. – Посмотрите сами.
– Посмотрите лучше вы, девушка, – травил Леха. – У вас, чую, легкая рука.
Волоокая кассирша со вздохом приняла облигации.
– Хоть лично я… – Рысь подмигнул школьницам, и те прыснули в кулачок, – кроме как в «дурачки», ни во что не выигрываю.
Одна из школьниц, беляночка, вдруг напомнила Проклу таллинскую Таю, растаявшую в прошлой, человеческой жизни…
– Невезучие мы, – сказал он, и девчонки вновь с готовностью прыснули.
– Ничё се невезучие, – враз ожила кассирша. – Вы ж тыщу рублей выиграли!
– Вы шутите, девушка?
Рысь
«Полевая» социология (включая фокус-группы)? Русское поле? Поле как граница между небом и землей, раем и адом? Черемуха часто по-цветаевски не говорит – бормочет, ворожит, камлает. Поди пойми, что означает каждое слово, когда важнее звуки и ритм. Простите, читатель! Я не могу с ней справиться…
Лучшая композиция Mezzoforte, наверное, все-таки Midnight Sun («Полуночное солнце»). Под нее конец главы читался бы живее.
25 лет, максимальный срок заключения в послевоенном СССР, где формально не существовала смертная казнь.