Ипостаси: о них, о нас, обо мне. Татьяна Брыксина
богемность оставались для него за околицей личного жизнеустройства. Быть может, поэтому проза его была явно суховата, малоцветна, словно бы выверена по законам некой правильности в его упертом понимании. Говорю это лишь от себя, охотно допуская и противоположное мнение. Во всяком случае во времена активного книгообмена одна из книг Данильченко, «Люди живут семьями», была востребована в обменном отделе «Современника», за нее предлагали чуть ли не Агату Кристи – могу свидетельствовать. Анатолий откровенно гордился этим фактом, да и вообще был в себе уверен, отмахивался от упреков в сухости и чрезмерной прописанности весьма расхожих понятий и положений.
Но какой был трудяга! И в доме, и на даче вечно что-то мастерил, обустраивал, подтачивал, подпиливал. Об аккуратности его и педантизме говорили даже отвертки, молотки, стамески, в идеальном порядке расположенные на обратной стороне дверцы стенного шкафа. И в то же время редко кто мог сравниться с ним в азартности, когда он садился играть в преферанс, искал юбилейный или царский рубль для своей великолепной коллекции, впивался в руль лихой «девятки». Всякий, кто обгонял его на дороге, приводил Анатолия в неистовство, и начиналась рисковая гонка на интерес. Назвать это амбициозностью не будет большим преувеличением. Характер! Что тут поделаешь? Всегда и во всем Данильченко стремился к лидерству, оставаясь тем не менее хорошим товарищем и надежным другом. Более того, был он на редкость честным человеком, щедрым по отношению к тем, кого любил. А если не любил – гладь шнурки и топай без оглядки! Компромиссность не числилась среди его добродетелей. Но вот что интересно: трудный был, резкий, временами насмешливо-едкий, но обязательно благородный – эдакий цветущий шиповник. Рядом с ним можно было нарадоваться всласть и уколоться до крови. Простив все прошлые обиды, скажу с уверенностью: Анатолий Борисович Данильченко был хорошим человеком! Чашу его хорошести перевешивало самое главное – больное, страдающее сердце. Он не берег его, не умел этого делать. Решил однажды бросить курить, и ему вставили какие-то иголки в уши. Приходит в Союз писателей гордо уверенный в успехе, бахвалится, иголки демонстрирует… А через два дня снова вижу его с сигаретой, спрашиваю:
– Что же ты делаешь? Ведь у тебя иголки в ушах!
– Для того и иголки, чтобы никотин нейтрализовать! – уверенно отвечает. Анатолий.
Безоблачными свои отношения с Данильченко я бы не назвала. Мы часто ссорились, и он в сердцах говорил:
– Я с Васей дружу, а не с тобой!
Что ж, по большому счету так оно и было. В схему его представлений о семье я долго не вписывалась, не меня он видел в супружестве с другом – как, мол, это возможно, чтобы жена была на полголовы выше мужа?.. С годами эта его претензия ко мне сошла на нет, но появлялись другие. Да что теперь говорить об этом? Ведь именно Толя Данильченко больше всех помог нашей шутоломной семье: встретил с цветами и шампанским после ЗАГСа, дважды улучшил из писательского фонда жилищные условия, сблатовал купить дачу рядом с собой, трудоустраивал обоих, а позже