Блабериды-2. Артем Михайлович Краснов
Это я тебе как старый знакомый с большим жизненным опытом говорю.
– Я не буду писать про снежинку.
– Это Григорьеву объясняй. А мне расскажи про своих информаторов. Ты же не случайно ту болванку у Красноглинного нашёл. Карта у тебя была? Координаты? Ну?
Я молчал.
– Ладно, давай растопим лёд по-другому. Я тебе кое-что расскажу, но строго между нами, – он дождался моего кивка. – В декабре были исследования грунта и воды озера Красноглинного, но ничего критичного белые халаты не нашли. Тем не менее, ил на болванке, что ты принёс, содержит следы цезия, стронция и незначительного количества плутония, происхождение которых не известно. Отсюда вопрос: почему ты искал именно там?
– Случайность.
– Много у тебя случайностей в жизни, Грязин. Ты одно запомни: «Заря» к этому отношения не имеет, так что искать нужно в другом месте. И если поделишься со мной, искать будет проще. Кто тебя навёл?
– Никто. Просто интуиция.
Скрипка несколько секунд пытал меня взглядом. Лицо его дышало жаром и было близко, словно наползал танк с парой монгольских смотровых щелей. От него разило табаком.
– Да я ведь знаю про твои дела, – сказал он медленно и в упор. – И информатора твоего знаю. Одна неприятность, Грязин: теперь он на другой стороне и скоро ты в этом убедишься. Он тебе больше не друг. Я твой друг отныне, запомни.
Говорил ли Скрипка о Братерском или его отце? Или о ком-то третьем?
– Ладно, – он приподнял со стола папку и сунул мне. – Вот здесь копии некоторых документов. Ничего особенного, но ты всё равно посмотри, может быть, осенит тебя. Мне не звони, сам найду.
Я кивнул.
– И папку держи при себе. Никому не показывай.
Скрипка ушёл, но запах его ещё долго висел в приёмном покое.
Я открыл папку. В ней были ксерокопии старых документов: обложки, таблицы, перечни, схемы и фрагменты отчётов.
Одну из схем я узнал сразу: это была карта, очень похожая на ту, что передал мне через Братерского его отец, Михаил Яковлевич. Карта расположения гипсовых шахт, часть которых стала впоследствии вместилищем для комбината «Заря». Как и на том рисунке один из штреков был густо заштрихован и доходил почти до озера Красноглинного.
* * *
Пользоваться интернетом в клинике мне не запрещалось. У некоторых пациентов смартфон забирали, но Ситель лишь попросил меня не злоупотреблять свободой.
Мне и не хотелось. Соцсети казались мне эхом другой жизни, а интернет – плоским листом, который прессует реальность в одномерные кляксы, незаметные тем, кто смотрит изнутри этих клякс.
Изредка я заходил в Инстаграм, чтобы отметить Олины снимки, но этим и ограничивался. Мельком я видел враждебные посты в своей адрес, но ленился об этом думать. Критика – это витамин соцсетей, который усиливает их кровоток. Критика не относится ко мне лично. Она существует как электрическое поле, ища удобные поверхности для разрядки.
Мой детокс длился почти месяц, и решение вернуться далось мне непросто, словно бы предстояло войти в зал, полный людей с претензиями.
Плачущий