Миньон, просто миньон…. Татьяна Коростышевская
разница, Чих, – отвечал тот. – У нее есть нечто, что к уму отношения не имеет.
И они посмотрели на меня своими блестящими глазками.
Я обернула волосяной жгут вокруг предплечья, легко присела и подхватила с земли ножницы. Они оказались тяжелыми, но и стричь ими я не собиралась. Угрожающе наставив двойное острие на собеседников, я закричала:
– Где мой пояс, мелкие твари? И если выяснится, что из-за того, что вы совершили со мною, пока я была без чувств, я не смогу его надеть…
Мой «скорбный», как его изволили только что принизить, ум уже давно сложил два и два. Я, Бастиан Мартере граф Шерези, могу быть мужчиной, только если на мне волшебный пояс. А он, в свою очередь, действует лишь до тех пор, пока я девица. И если эти мерзавцы успели меня обесчестить… Сколько же времени прошло? Судя по обилию моей шевелюры, лет пятьдесят, более чем достаточно, чтоб надругаться над моим телом!
– Меньше двух дней…
Они держали меня в этой коробке пятьдесят лет! Даже не в коробке – в гробу! Потому что гладкие кованые стенки…
– Сколько?! – На мгновение я позволила себе отвлечься от страданий.
– Тебя принесли нам позавчера.
– Два дня? На поругание и этого хватит!
Я взмахнула своим оружием. Собеседники не испугались, они попросту не обращали на меня внимания, быстро переговариваясь:
– Фахан говорил что-то про пояс?
– Не помню, Чих, он говорил с Папашей.
– Значит, если пояс есть, он у Папаши. Что эта скорбная умом лепечет про надругательство? Ты хоть что-то понял?
– Она, как большинство человеческих дев, считает, что ее невинность представляет огромную ценность для всех мужчин, которых эта дева повстречает на своем жизненном пути.
– А невинность…
– Это как-то связано с их репродуктивностью. Не напрямую, но…
– Скука.
– Согласен.
– Пояс? Она сможет его надеть?
– Если сострижет свои космы, она сможет надеть на себя все, что угодно.
– Слышишь, скорбный ум? – обратился ко мне Чих, он был чуть выше Простака и гораздо писклявее. – Я пока схожу за твоим поясом, а ты воспользуйся ножницами, раз уж все равно они у тебя в руках.
Я бы его послушалась, я даже приподняла ту руку, на которую была намотана моя шевелюра, но что-то меня остановило. Может, аналогия с малихабарским жертвенным барашком. А скорее жизненный опыт.
– Ты хочешь обменять мои волосы на пояс? – спросила я.
– Ну да, – Чих с готовностью кивнул. – Ты нам – свои космы, мы тебе – побрякушку. Согласна?
Хитрые глаза коротышки вишнево блестели. Святые бубенчики! Это как дважды два. Если сложить любовь к человеческим волосам с красными глазами мы получим фею.
– Ни за что на свете, малыш, – ласково протянула я. – Ты просто вернешь мне мой артефакт, потому что ни одна фея не может присвоить чужую вещь без разрешения.
Чих замер, сраженный моими умозаключениями.
– Может, в человеческом мире теперь видоизменились понятия пола? – спросил Простак. – Ну сам посуди,