Аквамарин. Татьяна Батурина

      Как мало я сказок на музыку переложила!

      Но мне потому ещё долго служить на миру

      Что в сердце совсем не проходит весёлая сила,

      Что сёстры терпенья любили меня, как сестру.

      И в белых одеждах, и в чёрных одеждах встречали,

      И белые речи, и чёрные речи вели,

      На тонких ладонях гадальные ядра катали,

      Чтоб вызнала я терпеливую тягу любви.

      И чем я отвечу на нежность такой благостыни?

      А вдруг не постигну доверчивую простоту?

      Но – плакаться сказкам, пока письмена их простые

      На тонких ладонях терпенья сестер не прочту…

      Синяя лампа стола указует на вход

      В зелень свирельной эклоги, на выдох и вдох

      Римских ромашек и греческих вроде бы кливий…

      Голос свирели звучит между тем всё счастливей,

      Словно впервые возвысился – и навсегда!

      О, с этой трелью пастушеской просто беда:

      Ей всё равно, сколько юности-старости мне,

      Лишь бы эклога сияла при солнце-луне,

      А между строк о Любви все на свете свирели

      Пели, и пели, и пели, и пели, и пели!

      Когда мы поднимались по ступеням

      Без слова и оглядки, я узнала:

      Ты всё ещё со мною. Да, со мною.

      И это будет длиться, как молчанье,

      Как самая короткая дорога

      К счастью.

      Молчат ночные циферблаты

      В ладошках вечности

      Про обретенья и утраты,

      Про горечь верности.

      Но вот мелькнуло в глубине

      Аквамариновой:

      – Который час? – и на черте

      На паутиновой,

      Да на холстиновой,

      На стеариновой

      Цифирь рассвета столь темна,

      Неумолимая!

      – Который час?..

      Уж не видна

      Душа любимая.

      На ледовом, на каменном сломе зимы

      В талом свете её минованья

      Март малюет в снегах голубые дымы –

      Как туманны его малеванья!

      И печалит, и радует дымная синь,

      Отчего в ней такая услада?

      Иль распутица водит бездомных разинь

      По околице райского сада?

      Голубые дымы – это марта молва

      О замёрзших, забытых, заблудших

      В окаянной зиме, это сон одновá

      О возлюбленных, истинных, лучших…

      Не о нас ли?

      Так, стало быть, умерли мы…

      Кто же это глядит с отдаленья,

      Как блуждают в снегах голубые дымы?

      Кто сияет в дыму обомленья?

      Негаданно, наивно и свободно

      В мой дом вошла пленительная весть,

      Присела и, боясь, что неугодна,

      Прижала руку к сердцу: это здесь!

      Не слушаю, сердясь и обмирая,

      Страшусь разбить незримое стекло

      Между