Парижское эхо. Себастьян Фолкс
по имени Малик Зафар и вышла за него замуж. В 1986 году он стал моим отцом.
Она умерла, когда мне было десять. Или, может быть, девять. Тогда я даже не представлял себе, насколько серьезно она болела. Как-то раз перед уходом в школу я попрощался с ней и пожелал, чтобы к вечеру от ее «простуды» не осталось и следа. Она к тому моменту уже заметно похудела и разговаривала с трудом. Позже мне сообщили, что она лечилась от рака пищевода, хотя я толком не понимал, что это значило. В наследство мне достался французский язык.
Некоторое время я ходил в танжерскую американскую школу. Занятия там шли на английском, а девочки одевались по западной моде. Каждый день нас учили классическому арабскому языку. Скоро, однако, выяснилось, что бизнесмену-неудачнику, вроде моего отца, такое образование не по карману, поэтому меня отправили в обычную школу в районе Виль-Нувель. Там я постоянно отвлекался и очень скоро забросил всякое чтение, из-за чего потом лишь чудом сумел попасть в колледж.
Ну а в колледже, конечно, были девчонки. А еще преподавательница политологии – мисс Азиз. Когда сквозь окна аудитории на нее падал дневной свет, в абсолютной черноте ее густых, слегка вьющихся волос вдруг занималось пурпурное сияние. Она носила прическу чуть выше плеч. Как и все женщины в колледже, она почти всегда ходила в брюках, но как-то раз пришла в темной юбке до колен и белой блузке. Ее шею трижды обвивало длинное ожерелье из больших красных бусин. Ближе к концу лекции я заметил, что из-под подшитого края ее юбки выбилась белая ниточка и пристала к ноге, плотно затянутой в черный капрон.
На моем курсе все получали специальность по экономике. Скукота, но мне пришлось его взять по настоянию отца. Лекции мисс Азиз входили в обязательную программу; темы в основном касались политики, но было и немного истории. Однажды, например, она рассказывала про войны двадцатого века и о том, как первые европейцы высадились в Северной Африке. Она говорила о них так, словно сомневалась, что они на самом деле были людьми. С ее слов получалось, что, несмотря на всю свою культуру, они испытывали такую потребность убивать, против которой были бессильны любые симфонии.
Мне все это было в новинку. Раньше я особо не задумывался о том, когда и почему в мою страну пришли европейцы; я только знал, что многие церкви, площади и бульвары мы называем именами, которые достались нам от них. Но на той лекции, наслушавшись рассказов мисс Азиз о французах и испанцах, которые словно принадлежали к какому-то другому биологическому виду, я подумал: а вдруг, впервые оказавшись в Северной Африке, европейцы восприняли нас так же? Как примитивных дикарей, стороживших побережье на границе бескрайней пустыни. Как религиозных головорезов.
Поначалу складывалось впечатление, что мисс Азиз всегда все делала по правилам. Она терпеливо отвечала на вопросы студентов, пока в дверях не возникала голова заведующего кафедрой экономики доктора Ахмеда. Тогда мисс Азиз спешила выйти в коридор, положив раскрытый учебник