Маленький гарем. Виктор Улин
было?
– Можно, – староста снисходительно улыбнулась. – Если б было нельзя, я бы сказала.
– Это радует.
– И вообще, Юра, о таких вещах должны заботиться сами женщины. Мужчина должен просто трахать, трахать и еще раз трахать, и больше ничего.
4
Завтра никто не приехал, послезавтра тоже.
Вечером староста, рассматривая себя в круглое зеркальце, сообщила, что все было прекрасно, но следующим утром наконец явятся сокурсницы.
Не дожидаясь вопроса, она пояснила, что разослала СМС, будто квартира занята по форсмажорным обстоятельствам и освободится лишь через три дня.
Признание поразило.
Для того, чтобы провести со мной время в постели, Ольга наврала коллегам, которые теоретически считались ее подругами и должны были стоить больше всех мужчин, вместе взятых.
Эти дни мы провели в постельном угаре.
Налюбившись до одурения в первый раз, мы не стали пить ни чая, ни кофе, уснули на единственной кровати, даже не застелив ее привезенным бельем.
Наутро мы сходили в академию, зафиксировали свой приезд и получили синие зачетные книжки с желтым тиснением на обложках: Ольга законную, я свою старую, лежавшую в архиве.
Я слышал, что в прежние времена зачетки были у каждого на руках, а в наши опасались фальсификации, выдавали перед каждой сессией, потом забирали. Смысла такой возни я не понимал: мой бывший одноклассник, учившийся в компьютерном колледже, за пару часов не только бы заполнил по-своему зачетную книжку, но и соорудил поддельный диплом со всеми печатями.
Ольга также отметилась в учебной части как староста, вяла новый групповой журнал и на вопрос о том, почему из нашей команды приехали только двое, тоже что-то наврала.
Контроль за посещаемостью был понятен. Преподаватели – насквозь нищие, как и вся российская интеллигенция – помимо левых денег получали еще «правые», по распорядку сессии. Каким образом им насчитывали, я не вникал, но мой бывший староста – хитрый татарин Альфат – говорил, что оплата зависит не только от часов, но и от количества студентов. Само собой, нормальному преподавателю надрываться не хотелось, каждый предпочел бы увидеть на лекции трех человек вместо тридцати, потравить анекдоты и разойтись. Но учебная часть отрабатывала свою зарплату и следила за тем, чтобы профессора не приписывали лишних студентов, считала нас по головам.
Но при всей внешней строгости, в первые дни царил бардак. Расписание не устоялось, по коридорам «академии» шатались похмельные после предыдущей сессии преподаватели и хмельные от нынешней студенты, никто ничего не знал, никто ни с кого не требовал.
Этим временем стоило пользоваться. Возвратившись в квартиру, мы разделись и больше не одевались.
Пол в моем отсеке Ольга так и не вымыла, штору я так и не повесил. И новенькая раскладушка, упакованная в полиэтилен, стояла нераспечатанной в передней.
Ничего этого не потребовалось, нам было хорошо и так.
Я время от времени прикладывался к сокурснице, она еще чаще приникала ко мне.
Мы попробовали все варианты: на кровати