Ищите барышню, или Безжалостный Орфей. Антон Чиж
делать в театре? Он не мог вспомнить.
Липкий страх, что в этот раз потерял, бесследно забыл свою жизнь, подступил к горлу. Опять жажда раздирает. Надо немедленно напиться.
Графин бился горлышком о бокал. Иван долил кое-как и опрокинул в рот. Жидкость провалилась, встала в горле и ринулась обратно. Спазм свернул узлом. Все, что организм принял, бурным потоком обрушил на струганые доски.
Макарьев так и застыл с полотенцем.
Ивану полегчало. Он резко и отчетливо вспомнил, почему и зачем ходил в театр. А дальше? Что было этой ночью? Было очень важно вспомнить, где и как провел ночные часы, пока не уснул в кладовке. Ведь что-то там было такое, чем-то был занят, раз так устал. И для чего у него появился нож? Это не его, никогда у себя такого не видел.
Ничего не вспомнить. Какое это счастье – иметь воспоминания. Порой они важнее снов. Без них не бываешь целым.
Да и жил ли вовсе? А был ли мальчик Иван? Он не знал. Не помнил. Гаже всего вместо родных воспоминаний перед глазами вставала она – висящая в ярком свете. И не хотела уходить.
Зачем ему досталась эта пытка? Что он ей сделал плохого? И не знал ее вовсе. Так, видел только. Пусть отстанет, пусть сгинет с глаз. Кыш, кыш, уходи! Надо выжить эту мерзость. Надо выяснить, где же был до рассвета. Немедленно, прямо сейчас. Надо бежать.
Швырнув смятые ассигнации на стол, Иван выскочил из трактира.
Крикнуть вслед: «Стой, гаденыш!» Макарьев не успел. Оставалось горестно признать: не все тайны человеческого характера изучил. Вот, например, этот пакостник в приличном костюме так и остался для трактирщика неприятной загадкой.
Прямо сказать – грязной загадочкой.
Упитанный чиновник трусил робким кузнечиком. Сжимая бланки с грифом Департамента полиции, он бубнил томно и плаксиво:
– Да как же так… Разве ж это допустимо… Мне же потом достанется… Начальство знает, зачем дежурства назначать… Вот извольте, депеша из Первого Выборгского, просят прислать… Да и Второй Казанский вас требует… Что же мне делать, когда вас только желают… Как сговорились сегодня… Ну господин Лебедев, ваше превосходительство… Так ведь нельзя… Вам ничего, а мне попадет… Вы же теперь дежурным назначены… Ну возьмите заявочку, что вам стоит… Да вот хоть в Третий Литейный загляните, здесь же рядом… Мы же канцелярия, обязаны принимать… Ну хоть одну… Ох, что будет?..
Под музыку жалобных стонов господин хладнокровно одолел мраморную лестницу, прошел длинный коридор, полный одинаковых дверей с медными табличками, свернул за угол, взбежал по узкой лестнице, крутыми витками взмывающей на третий этаж, и притормозил перед створками, на которых виднелась потертая табличка «Лебедев А. Г.». Как у всех великих – без мелких подробностей.
Дежурный изрядно запыхался, но продолжал жаловаться и ныть. Потеряв всякую надежду добиться своего,