Оченырд. Михаил Александр
я думал отсидеться. Копил запасы. Ходил ночью за покупками, чтобы людей поменьше. Потом все стали ходить по ночам. Я заперся в квартире. Потом умер сосед. Я слышал возню на лестнице, когда приехала скорая его забирать. Заклеил входную дверь, вентиляцию. Потом понял, что так невозможно – я не мог спать, мне снилось, что эти бациллы лезут изо всех щелей. Надеялся, что разберутся точно, как оно передаётся, и можно будет не опасаться хотя бы вентиляции. Открыл опять новости – а там шлак, ничего непонятно. И рассол. Тогда я купил билеты.
– Пока Макс болел, я тоже читала. И про рассол. И про масонов, конечно.
– Ну, разумеется, куда без масонов.
– И про бактериологическое оружие. Что это американцы выпустили. А шведов просто подставили.
– Не сомневаюсь.
– А Макс умирал.
– Что? – хлебцы громко хрустели, и Егор не расслышал.
– Макс умирал у меня на руках. Сначала он отказывался вставать. Потом отказался есть. Потом пить.
Егор впервые посмотрел на Дашу, надеясь увидеть слёзы в её глазах, но слёз не было. Она жевала бутерброд.
– Я вызывала скорую. Скорая не приезжала. Я ожидала, что введут карантин. Его даже объявили, но потом выяснилось, что все ездят свободно, дают тысячу на посту и едут. Я видела, как в магазинах брали продукты бесплатно, потому что охранников не стало. А кассиры кричали. Макс умер шестого июля. Похоронить было сложно. Позвонила его родителям, знала, что они не ладят с ним, но тут такое… А мать его говорит – не поеду, боюсь заболеть. И бросает трубку. Врач ехать не хочет. Как констатировать смерть? Справка же нужна, чтобы похоронить. А где её достанешь? Правда, потом оказалось, что справка уже не нужна, потому что на кладбище тоже всем всё по барабану.
Даша доела бутерброд, затем вынула из своего рюкзака пакетик кураги, вскрыла, высыпала на ладонь несколько штук, протянула Егору. Тот взял, не задумываясь.
– Шестого июля я как раз достал пять килограммов сублимата, – Егор похлопал по жирному боку своего рюкзака. – Пять килограммов! Неслыханная удача. Это примерно двадцать пять килограммов свежего мяса. По два в месяц. По семьдесят граммов в день. Не густо, но если найти ещё немного рыбы и оленины…
– Рыбу-то ты как добудешь?
– У меня удочка есть.
– И ловить умеешь?
– Ну, чуть-чуть умею.
– Когда Макса похоронили, я вернулась домой и стала ждать смерти. Вот тогда я уже выключила всё, телевизор, смартфон, купила себе еды на подольше, окончательно бросила работу и стала ждать. Поняла, что мне больше незачем жить.
– А твои родители?
– Последний раз я говорила с мамой в середине июля. Она сказала, что они с отцом никуда не поедут. Говорит, умрём здесь, раз такова судьба. В них всегда это было – фатализм. Я решила не спорить. К тому же, своё решение я уже приняла. Семнадцатого июля я достала яд. Двадцать шестого, когда со смерти Макса прошли