Четыре времени ветра. Григорий Марк
внутри разбухшей от молений купологруди.
Пространство внутри Собора сильно искривлено. Солнечные лучи, проходя сквозь витражи, изгибаются в воздухе и сливаются в широкое цветное пятно на полу перед алтарём. Посредине пятна, в центре двенадцатикратного случия стоит столпоспираль вознесения – столп спиралью вьющихся, возносящихся в небо мраморных женских тел в развевающихся одеждах.
Каждое воскресенье Архиепископ Глаголандский Лингвус Второй в усыпанной кириллицей белой епитрахили с красной подоплёкой и с округлой панагией на груди под колокольный перезвон-глаговест совершает обряд освящения глагов.
Старинные слова из со-словия лингвистических универсалий стоят на коленях, опустив бороды на грудь, вокруг Архиепископа. Высоко над ними золотом выбитая в стене надпись «Знай, перед Кем стоишь!» наливается светом.
Велеречивые, скользкие духом словеласы в элегантных чёрных костюмах и белых рубахах с накрахмаленными воротниками и жеманные, костлявые вокабулы в длинных платьях с кружевными манжетами и со свисающими набок окончаньями стоят, торжественно вытянув шеи. Вместе с паломниками со всего мира, заполнившими Собор, они сослушиваются, раскрывают в слушании свои души.
Архиепископ умело трогает тонкие душевные струны, и тысячей арф сразу отзывается в них словоявленная, околоколенная лепота великого обряда.
За амвоном хор лексичек под звуки арф тянет «Мы народ Твой, и Ты отец наш…». Исполненная глаголепия, смиренной и величественной красоты древних глаголов, арфическая мелодия поднимается вверх, оседает в подсвеченных витражами горельефах пыли под сводами купологруди.
Бесформенные фигуры умолчания молятся на коленях перед образами крутолобых святых в красных одеждах. Стучат в сухие груди костлявыми кулачками с крепко зажатыми в них крупицами веры. Влажные скорлупки застывших слёз искрятся на морщинистых щеках. Бережно кладут на пол перед образами свои истоведи – выстраданные, неистовые исповеди. Умилёнными взглядами разглаживают тёмные лики.
Словно в сообщающихся сосудах, свет двенадцатикратного соборного случия сливается со светом в их душах.
Ауроголовые и наухоёмкие, способные услышать и вобрать в себя много чужих грехов, сосмиренники-потаковники умного деланья с длинными белыми бородами строго смотрят вниз на склонившиеся головы.
Над трепещущим светом лампад тихо потрескивает аура в перекосившихся голубоватых нимбах.
Бывшие зэки, гулаговские глаги, прочно оскобировавшиеся (выделившие себя (в(нутри) толпы фигур умолчания) многочисленными (но невидимыми) скобками), стоят, сдвинув брови и вытянув перед собою руки, плотной кучкой прямо у клироса. Недоверчиво наблюдают за каждым движением Архиепископа.
Тонкие, жёлтые свечки, словно трепещущие восклицательные знаки, мерцают в скобках их огромных ладоней, но губы молитвы не произносят.
После службы за иконостасом, возле каменной