Помеха. Светлана Владимировна Шпилька
а она все одно и тоже повторяла. Говорила, ты у меня один остался, ни о ком другом думать не хочу и не могу. Любила она меня сильнее самой себя.
– Все матери такие без ума, но с большим сердцем. За свое дитя убить готовы. О-ой, – хозяйка ухватилась за рот, потом извинилась, – Ты прости меня дуру, само вырвалось.
– Ничего, не извиняйтесь, давно остыло уже, а касаемо матерей – не все они с большим сердцем.
Иван кивнул в сторону Темки, тот смекнул, что речь идет о нем и притих, глазищи свои в миску уткнул.
Глава II
Ночь Иван Алексеевич провел здесь же. Хозяйка сама на этом настояла, она выказала неуемное желание помогать с ребенком. Когда же тёте Мане стало известно, откуда Темка взялся, женщина схватилась за голову.
– Поотрывать бы этим родителям руки и ноги! Нет, лучше головы, они им все равно уже не нужны, без мозгов то жить нельзя!
Тётя Маня была женщиной сердобольной в силу своего возраста и одинокого положения. Уже долгое время она жила совсем одна и сильно тосковала по детям, давно выросшим и теперь не нуждающимся в ее супах и варениках. А потому по-бабьи продолжив причитать, она пододвинула табурет и достала с верхней полки целлофановый пакет с печеньем и сушками. Темка обрадовался, но более одной сушки так и не осилил. Каким-то образом по «стеклянным» глазам ребенка женщина решила, что он уже валится с ног, так сильно хочет спать, и уволокла мальчишку в ванную.
Все это время Иван Алексеевич сидел на том же месте и молча наблюдал. Дождался, когда тетя Маня закончит с купанием ребенка, и обмылся сам. Дело было уже позднее, на сытое тело опустилась лень. Укладываясь на чистые простыни, под одеяло с запахом стирального порошка, Иван подумал, как все это вышло кстати и очень хорошо, что старая подруга матери еще жива и не отвернулась от его горя. С этими мыслями Иван Горев и уснул.
Ночью его всегда крепкий сон потревожили пинки мальчика. Они спали вместе. Темка брыкался как та собачонка, с которой спал Иван в детстве таком далеком, что уже и не вспомнить. За то, что он таскал с собой в постель «грязь», мать на него ругалась:
– Ванечка, опять?
Василисе Андреевне было по нраву называть сына Ванечка, вместо Ванька, и это ее «Ванечка, опять?» относилось ко всем его шалостям и никогда не вызывало огорчения или обиды. Мать его любила и даже когда бранила, то выглядело это как забота, и ее голос как будто ласкал и гладил по голове, успокаивая, а не наставляя.
Утро выдалось шумным и хлопотливым. Иван Алексеевич проверил: не было еще и восьми утра, а по квартире уже разносились запахи жареного лука. Он встал, умылся и чтобы не обижать хозяйку, сразу появился на кухне и сел за стол. Темка был уже там. С неподдельным удовольствием мальчик наблюдал, как ловко баба Маня переворачивает блины на сковороде, ему нравилось, как скворчит жир и если бы он был немного посмелее, то обязательно попросил все то же самое повторить самому. Но он не попросил. А когда пришло время собираться и зачем-то идти на улицу, Артем сам натянул штанишки, курточку и шапку. Он не спрашивал,