Счастью равная даль. 2 книга. Михаил Зайцев
всём, что мерцало на небе.
Пахнул печкой домашней
румяный небесный ломоть,
Я с домашним в руке
его сравнивал, мерил…
И смотрел мне в глаза,
улыбаясь, Господь,
И сходил с облаков потихоньку на берег.
«Вырву нож из груди и…»
Вырву нож из груди и,
захлёбываясь гортанной кровью,
Скорчусь,
обопрусь о край уползающего стола,
И гляну на тебя
с жестокостью и любовью,
И палец к губам приложу:
«Ты не делал зла».
И ты, набрав воздуха в лёгкие,
облегчённо вздохнёшь,
Закуришь, опять поглядишь на меня
недоверчиво.
И носовым платком мою рану заткнёшь
И в милицию позвонишь:
«Тут один… опрометчиво…»
И приехавшая милиция
в составленном с моих слов протоколе
Отметит,
Всё понимая и узаконивая мою ложь,
Что была попытка
На самоубийство по собственной воле,
Что и подтверждают приятель
и окровавленный нож.
«Утром проснёшься…»
Утром проснёшься —
душа ещё где-то витает.
Спустишь ноги с дивана,
чтобы в тапки худые попасть,
А душа тут как тут!
И платочком своим обметает
тапки стёртые,
Чтоб свою надо мной
не показывать власть,
А смиренье,
услужливость и почитанье,
Восхищённого взгляда
нежнейший вопрос,
Так и жди, что прошепчет:
«А ну почитай мне,
Что ты за ночь, мой гений,
в тетрадку занёс?»
Ах, лукавица, ей ли не знать,
сколько строчек,
Словно на поле бранном
безусых юнцов,
Полегло?
Восклицательных знаков,
отточий,
Рифм невиданных ране,
в конце-то концов?!
Искорёжено всё,
словно груда металла.
Только как не поднять
в удивлении бровь:
Вот же рифма —
душа мне всю ночку шептала
Гениально-бессмертное —
кровь