В чужом доме. Ольга Рёснес
ютились поочередно машинописное бюро, парикмахерская, часовая мастерская, а также Дом колхозника, с его почти бесплатным пансионом, пахнущими хлоркой простынями, засиженной клопами обивкой диванов и круглосуточно говорящим радио. Один из этих диванов все еще стоит в захламленной стройматериалами прихожей, хотя клопы давно уже съехали, за неимением свежей крови, а вывеска с серпом и колосьями валяется у Альбины под столом. Дом, в котором когда-то ютился поэт.
Теперь это всего лишь объект, не существующая в природе данность и попросту свалка никому уже не нужного прошлого, с которого и спросить-то нечего. Сама же реставрация – дело исключительно шкурное, поскольку никто толком не знает, сколько чего и откуда придет и сколько куда уйдет. Сказано было лишь одно: чтобы помещение выглядело прилично. Ну то есть не хуже, чем открывшаяся недавно галерея Лихого, все девятнадцать этажей которой мгновенно оказались занятыми наезжающими друг на друга, торгующими одним и тем же барахлом лавочками, смысл существования которых состоит в хронической, неподвластной никаким сквознякам скуке. Скука, она же торговля, она же ненасытная, не дремлющая даже ночью одержимость малым, ничтожным, бесплодным. Впрочем, скучать надо качественно, и если тебе при этом завидуют, значит, скука твоя вполне удалась. Это может подтвердить лично гражданин Лихой, у которого кроме местного и двух ихних гражданств есть еще и запасное, исключительно для собственных похорон, которым следует произойти в каком-то очень святом, библейском месте. Но похороны – дело будущего, с которым, пока жив, надо свести счеты, взять взаймы и не вернуть. С девятнадцатого этажа галереи Лихому видно как на ладони: всякий интерес должен быть непременно назначен, тогда как история должна списываться с имеющихся уже не одну тысячу лет образцов, в которых все – черным по белому. Ради забавы – а то еще умрешь от скуки – Лихой купил задохшийся в суматохе краеведения местный печатный орган, регулярно обдающий случайного читателя строгим напоминанием о его, читателя, долге перед… не им самим, читателем, избранными, чье имя всегда в секрете, а дело шито-крыто.
Печатный орган – идеальный объект для трансплантации: выдрал – вставил. И ничего, что при этом насилуются как пациент, так и донор, главное – сохранить торговую марку, придать ей универсальный товарный вид. И хотя от старого названия краеведческого органа можно было запросто отделаться, разом перечеркнув бестолковость усилий ни на что больше не годных местных червей и улиток, Лихой дальновидно прозрел, что у будущего нет никаких шансов состояться в своей наступательно корпоративной сути без этих старых, провонявших элитарными экскрементами ориенттиров. Будущему нужны идеалы, суть которых состоит именно в протовоборстве с идеальным, с этой на все времена проблемой мира сего. Так пусть же сегодняшний печатный бутик тащит на себе это старое, прошитое страхом и криком о помощи, продавленное неподъемным грузом нечистой совести, подслащенное густым сиропом предательства