Одинокие мальчики. Анатолий Третьяков
часам за службу получил… А теперь тута школа середняя… Учись робяты…
Эрика, войдя в вестибюль, бросила взгляд на напольные часы. На истертом грязном циферблате большая стрелка уже почти подошла к маленькой.
– Ну слава те, Господи – усмехнулась она. (Я, ну, как тетя Варя!) Еще есть несколько минуток до 9:45. Сейчас будет звонок и переменка. Успела!
Она пошла к лестнице мимо раздевалки, за которой была дверь учительской, а за дверью уже лестница.
– Вот с этой двери все и началось! – с тоской подумала она. – Если бы не шла она тогда мимо, может быть все было бы по-другому! Хотя признавалась она себе: по-другому не было бы…
– А было это уже давненько, пожалуй в середине осени, – вычисляла она. – Да, пожалуй, в конце октября. Она спускалась по лестнице, рыская глазами по полу. Она уже обыскала все, а письма отца с фронта так нигде и не было. И зачем она его взяла? Еще найдет кто-нибудь, да прочитает.
Из учительской высунулась голова исторички:
– Эрика! – поманила она. – Зайди-ка…
– Самая лучшая учительница, – думала про неё Эрика. – Столько знает и никогда ни кого голос не повысит. Не исписывает замечаниями нижнее поле дневника, где остальные учителя всегда приписывают родителям зайти в школу. А родители вкалывают по двенадцать часов, а у многих только дед да бабка, а родителей-то и нет… Кому зайти и зачем? А историчка так много знает и про Чехословакию, и про Австро-Венгрию и даже про Судеты. И хотя после её урока об открытии Америки, когда она сказала, что Америку открыл не Колумб, а викинг Эрик Рыжий, и на доске несколько дней появлялась надпись «ЭРИКА РЫЖАЯ!» она не в обиде. И даже знает почему Америку назвали Америкой, а не как-нибудь иначе.
– Эрика, – сказала историчка, усадив её в кресло с высокой спинкой. – Нам нужно сформировать коллектив. Класс есть, а коллектива нет. (Словечко сформировать звучало со всех сторон. Обычно – если говорили про войну – формировали роты, армии. Писали, что новые формирования Красной Армии…) Эрика смотрела учительнице в глаза и в тоже время старалась незаметно осмотреть учительскую, где она была впервые. В дальнем углу на тумбе, обтянутой красной тканью, стояла маленькая фигура гипсового Ленина с вытянутой вперед рукой. По периметру основания статуэтки расставили много цветочных горшочков с увядшими бегониями. На противоположной стене висел большой портрет Сталина, обнимающего какую-то девочку. Вся картина была написана одним блекло-коричневым цветом.
Учительница продолжала:
– Наш класс состоит в основном из новеньких. Много эвакуированных, как ты. Нам нужен коллектив. А для укрепления коллектива нам нужен хороший треугольник. И мы тебя наметили его возглавить. (Слова учительницы родили в душе Эрики тревожное смятение. Какой-такой треугольник и почему её наметили? О геометрических фигурах у неё было весьма смутное понятие – и геометрию еще не проходили и в её жизни никто еще не был частью какого-то треугольника.) Педсовет и классная руководительница давно присматриваются