Темпориум. Антология темпоральной фантастики. Евгений Гаркушев
пускает кверху струю дыма.) Как хорошая блядь обязана быть актрисой, так и хорошая актриса непременно, непременно должна быть блядью.
ДИРЕКТОР: Эдуард, шёл бы ты… Не видишь, человеку плохо.
Режиссёр рывком встаёт, делает шаг в направлении сценариста – и… бьёт его по лицу.
Поросячье тело на тонких ножках отброшено. Споткнувшись, Эдуард падает. Всё это громко, неловко и нелепо. Сигарета и очки куда-то улетают.
– Интересно, себя-то ты к кому причисляешь, к актрисам или к… – выцеживает режиссёр.
Поверженный вскакивает – весь в белом. Брюки и пиджак его испачканы бетонной пылью. Он суётся во внутренний карман, словно за пистолетом, однако находит лишь театральный бинокль; и тогда он швыряет этот подвернувшийся под руку снаряд в противника. Попадает в директора киностудии.
Тот ломается в поясе, хватаясь за пах. Бинокль – штучка весомая, металл и чуть-чуть стекла.
С нездоровым звяканьем прибор рикошетит на пол, из окуляров высыпаются осколки линз.
– Мужики! – сипит директор. – Не сходите с ума! (Он крутится волчком, мелко подпрыгивая и зажав руки между ногами. Клянчил, выпрашивал заветную игрушку – и вот получил…) Никита! Эдик не сказал тебе ничего обидного!
– Пусть говорит, что хочет. Я всё равно отказываюсь работать.
Сценарист с молчаливой злобой отряхивается. Затем уходит в глубь павильона – в поисках очков. Директор, продышавшись, с искренней обидой произносит:
– Отказываешься? Ну и дурак. В проекте участвуют крупнейшие мастера: Барчук, Рязанцев, Герасимец, Матвеюкин, Кусков с Краснодеревенским. Быть в их компании – большая честь.
И вновь режиссёр теряет самообладание:
– Твой Рязанцев – нарцист, подлиза и дешёвка! И ещё бездарность, конечно! Прирождённая бездарность!
Возвращается сценарист. Очки торчат из нагрудного кармана, бледное лицо подёргивается. Руки наполеоновским жестом скрещены на груди. Подходит вплотную к режиссёру, смотрит снизу вверх. Тот распрямляет спину, упирает руки в боки и вдруг улыбается. Ну, ударь меня, ударь, словно приглашает он, я всем сердцем мечтаю об этом…
– Вы жалок, – говорит сценарист. – Я верну вам пощёчину… позже. А пока – ТАМ с большим энтузиазмом воспримут ваш демарш. – Указывает пальцем на потолок.
С достоинством удаляется.
– Зачем было бить? – ворчит директор.
– Давно хотелось.
– Ты же знаешь, за его спиной – такая свора.
– За моей спиной, знаешь, тоже не стадо.
– Да уж… (Опасливо.) Никита, это всё было серьёзно? То, что ты сейчас нам представил?
– Более чем. Я ухожу. Решено.
Похоже, с директором киностудии тоже вот-вот случится нервный срыв:
– Господи! Боже мой! Я знал, что этим дело кончится! Сколько раз я им твердил – нельзя таких крупных личностей использовать втёмную! Мозоль на языке натёр! Не слушают… секретность развели, боятся младенца вместе с правдой выплеснуть… как бы не утопили они этого младенца…
– Ты