Детство Чика. Фазиль Искандер
напряг слух. Он чувствовал, что он должен что-то очень приятное услышать за спиной. И он в самом деле услышал. Он услышал целую фразу, которая потрясла его своей былинной красотой.
– Ребята, ну и колотушка у этого Чика, – сказал кто-то.
Зарево славы подымалось за его спиной. Чик ощущал в своем теле необыкновенную легкость. Он почти не чувствовал земли. Он почти ничего не видел и не слышал. Что-то радостно лопочут друзья, Сонька ему сует мастику, но он ее почему-то положил не в рот, а в карман. Потом появились какие-то волнения, стали говорить, что нас, наверное, ищут, что нам, наверное, попадет. Кого ищут, чего ищут? Он только чувствовал какую-то легкость, легкость и музыку. Будто слышится какой-то оркестр, вроде тех предпраздничных оркестров, которые за несколько дней до праздника начинали шагать по городу, как бы пробуя будущее веселье. Чик страшно любил эти пробы будущего веселья и, бывало, как только услышит такой оркестр, вместе с Белочкой выбегал на улицу и долго-долго провожал его.
– Чик, – вдруг донеслось до него сквозь музыку оркестра, – я тебе что-то хочу сказать.
Они уже шлепали по тротуару, вот-вот свернут на свою улицу. Это был голос Ники.
– Ага, – сказал Чик, не останавливаясь и не оборачиваясь, потому что никак не хотел упускать музыки, которую он слышал, – говори…
– Только один на один, – сказала Ника, и Чик по ее голосу почувствовал, что она остановилась. Ему стало тревожно.
– Что? – спросил Чик, останавливаясь и с легкой досадой чувствуя, что музыка уходит вперед. «Ну ничего, догоню», – подумал он. – Вы идите, – кивнул он остальным.
– Чик, – тихо сказала Ника и прямо посмотрела ему в глаза своими темными от густоты синевы глазами, – почему эта женщина сказала про папу «бедный»?
Чик сразу все вспомнил.
Он вспомнил, что все это время, пока они спускались с лестницы и пока он готовился к драке, она как-то замкнулась и съежилась. Теперь он понял, что она все время думала о словах тети Ларисы…
– Просто так, – сказал Чик, – женщины всегда так говорят.
– Нет, – сказала Ника и с какой-то упрямой силой посмотрела ему в глаза, – разве мой папа никогда не вернется?
Чик вдруг почувствовал, что музыка, все еще игравшая вдалеке, вдруг смутилась и смолкла. У Чика мурашки побежали по спине. «Неужели она все знает?» – подумал он.
– А разве он вам не пишет? – осторожно спросил Чик.
– Редко, и мне отдельно, и маме отдельно, – тихо сказала она, – а раньше, когда ездил в командировки, он всегда нам вместе писал…
– Что тут такого, – сказал Чик и радостно, оттого, что это было в самом деле так, вспомнил: – Мой дядя, когда ездит в командировки, иногда пишет всем отдельно…
Чик почувствовал, что она поддается. Глаза ее потеплели, в них уже не было той упрямой твердости, с которой она смотрела на него вначале. Но его это почему-то не обрадовало. Он почувствовал, хотя и не осознавал, что она не убедилась в правильности того, что он говорил, а снова покорилась неизвестности. Чик это почувствовал.
– Но