Держава том 1. Валерий Аркадьевич Кормилицын
его лицу, капая на белоснежный когда-то мундир.
Услышав о трагедии, Рубанов с братом прикатили на извозчике к Ходынскому полю.
Оно было усеяно погибшими.
– Господи! Прости нас! – перекрестились они.
Рядом ходил голый по пояс бородатый мужик и всматривался в лица лежавших. Иногда он убирал с лица шляпу или оброненный сапог.
– Ерошку не видали? – обратился к господам, забыв повеличать их превосходительствами и не услышав ответа, побрёл дальше, подняв по пути золотые часы на цепочке и, безразлично глянув, тут же бросил их под ноги.
Москва оцепенела от ужаса!..
В тот же день газеты разнесли весть о несчастье по России.
Узнав о случившемся, Николай и Александра ездили по больницам и просили прощения у покалеченных людей.
– Господи, Ники! – рыдала в карете царица. – Россия не хочет меня! Снова горе и похороны!
– Как давит корона, Аликс! Я уйду в монастырь! – пообещал ей государь.
Он был ещё молод и неопытен.
Вечером к нему приехали дядья.
– Я велю вам прекратить торжества! – перехваченным от волнения голосом обратился к ним государь.
– И тем оттолкнуть от себя нашего союзника – Францию!
– Причём здесь Франция, – снизив тон, удивился Николай.
– Как причём? – ещё сильнее удивились дядья. – Вечером, согласно протоколу, назначается бал у французского посла Монтебелло. Им уже выписаны из Прованса и привезены сто тысяч роз… Сто тысяч, твоё величество, – иронично глядели на племянника. – А ты раскиселился! Народ дурак! Сам себя передавил. А коли ему, так «н-д-д-равится», то ты-то причём? Бал посетить обязан. Ибо государственный муж уже, а не мальчишка, – в приказном тоне уговаривали они племянника.
У Николая ещё не было своего мнения, и он покорно уступил гвардейскому натиску дядюшек.
Это была первая его трагическая ошибка!
Вечером он появился с заплаканной Аликс и, играя желваками, открыл бал, пригласив на тенец графиню Монтебелло.
Нельзя танцевать на трупах!
На следующий день Рубанов-младший послал в газету статью, подчёркивающую бессердечие самодержавной власти, презрение её к народу и цинизм молодого царя и его жены – немки.
«Откупился от убитых тысячью рублей», – вопила газета.
«На его месте любой бы царь отказался от власти, и как честный человек ушёл в монастырь», – именно так понял обыватель из подстрочного текста.
Русские во все времена были сильны в аллегориях, и цензура ничего не могла с этим поделать.
Великий князь Сергей, чувствуя вину, вызвал полицмейстера, чтоб собственноручно намылить ему голову и перевести в уездный Задрипанск помощником младшего надзирателя.
Но полковник Власовский был тёртый калач – не одну собаку слопал на царской службе и тут же, подхалимски звякнув шпорами, протянул гневному генерал-губернатору отпечатанную без ошибок и со всеми ятями служебную записку.
– Чего ты мне свои бумаженции тычешь?! –