Держава том 4. Валерий Аркадьевич Кормилицын
кителя поручика. – Материалом для неё послужили клеветнические статьи, что печатают в газетах толстовцы. По этим статьям псевдодраматург и слепил свой пасквиль.
– Просто поражён вашим деянием, господин поручик, – хохотнул Рубанов-младший и сделал паузу, ожидая, пока Аполлон разольёт по бокалам вино. – Никогда не замечал в вас религиозной одержимости. Ну ладно для куража пианино сломать…
– О, бесценный друг мой, – поразил приятеля вступлением Дубасов. – Сам знаешь, на войне самые безверные верить в Бога начинают… Однажды, думая, что живым из передряги не выйду, вспомнил почему-то отца Иоанна и мысленно попросил помолиться за меня… И остался жив… А возвращаясь из Маньчжурской армии домой, увидел по всей линии железной дороги, на столбах, заборах и стенах порочащие старца рисунки и листы со скабрезными стихами.
– Безбожие это бездушие народа. Либералам и бомбистам срочно понадобилось разрушить народную веру, – прервал поручика Максим Акимович. – Опустошить совесть солдатскую и толкнуть на преступления… Что и происходило на транссибирской магистрали, пока Александр Николаевич Меллер-Закомельский с Павлом Карловичем Ренненкампфом не прекратили беспорядки в полосе железной дороги. Как отставной генерал и поживший человек, много повидавший на своём веку, открыто скажу вам, юные господа… Нас, стариков, в большинстве своём ещё охватывает священный, чуть не запредельный трепет перед императором, олицетворяющим Россию. Для кого-то из моего поколения – это древние, освящённые веками устои, которые и означают саму жизнь… Смысл её. Ради чего можно пойти на любые жертвы и претерпеть любые страдания… Разумеется, есть среди нас и меркантильные люди, их, может даже, большинство. Ждущих от императора хороших пенсий, чинов, орденов, денежных выплат и прочих, таких вожделенных благ. И всё равно, на мой взгляд, это лучше, чем желать развала страны и восстания низов. Ведь огромная часть сегодняшнего общества видит в лице монарха лишь цензуру,
нагайки, жандармов и тюрьмы… И не замечает подъёма промышленности и улучшения жизни. Им это даже не надо. А то трудно станет поднимать народ на революцию.
Глядя на отставного генерала, Дроздовский подумал, что его скепсис к уходящему поколению исчез: «Во все времена имеется недопонимание между отцами и детьми. Ещё Тургенев сочинил на эту тему книгу. Старшее поколение хотя бы знало, чего им надо и верило, чему служило… А сейчас лишь фрондирование своим отрицательным отношением ко всем начинаниям власти… Торжество самомнений и амбиций вместо верной службы Отечеству. В чести сейчас не патриоты, а так называемые «критически мыслящие личности», – сурово сжал рот. – В стране меняется отношение к царской власти. Традиционная абсолютная монархия уже сошла на нет… Как бы не рухнула и конституционная».
Отец Иоанн знал, что этот год станет последним в его земной жизни.
15 лет назад он предсказал свою кончину: «Смерти я не боюсь, – долгими ночами думал он. – И даже возгораюсь крепким желанием увидеть ХУДОЖНИКА, который меня сотворил по образу