Саркофаг. Чернобыльский разлом. Борис Сопельняк
то давай, излагай.
– Дело происходит в Москве, – пряча улыбку, начал Сугробин. – На Центральном рынке. Торгует какая-то бабка яблоками и при этом довольно необычно завлекает покупателей. «Кому яблочки, кому свеженькие, кому чернобыльские!» – напевает она. «Ты что, бабка, рехнулась? – остановился около нее мужичок. – Какой дурак станет покупать чернобыльские яблоки! От них тут же концы отдашь». – «Ну, дурак не дурак, – усмехнулась бабка, – а от покупателей отбоя нет». – «И что, помногу берут?» – «Еще как берут: кто жене, кто теще».
– А кто начальнику, – добавил штурман.
– Да уж, кое-кому я бы этих яблок отвалил полный самосвал, – сквозь зубы процедил командир и, заложив вираж, направил вертолет на базу.
Глава 5
Близился вечер, полетов в тот день больше не планировалось, поэтому капитан Кармазин пригласил меня в свою палатку и предложил, как он выразился, смыть с себя стронций.
– Тот, который снаружи, смоете под душем, – бросил он мне мочалку, – а тот который внутри, красным вином.
Надо ли говорить, что после напряженного дня попавший внутрь стронций мы смывали особенно тщательно и обильно. Дошло до того, что мы выпили на «ты» и стали обращаться друг к другу по имени.
Откуда-то взялась гитара, и осмелевший лейтенант Макеев запел. Какой же прекрасный оказался у него голос, нечто среднее между тенором и баритоном! Самое удивительное, пел он не популярную молодежную «попсу», а романсы: и «Утро туманное», и «Не искушай меня без нужды», и «Я помню чудное мгновенье».
Пашка трепетно перебирал струны, тщательно артикулировал и точно попадал в ноты.
– Ну, друг Макеев, тебе бы надо не в авиацию, а в консерваторию, – не удержался я от похвалы.
– А я там был, – как о чем-то само собой разумеющемся ответил тот и заиграл что-то испанское.
– Как это? – поперхнулся я. – Натворил что-то непотребное и тебя выгнали?
– Никто меня не выгонял Я сам ушел, – продолжал он перебирать струны.
– Не может быть, – не поверил я. – Первый раз слышу, чтобы из консерватории кто-нибудь ушел по собственному желанию.
– А что оставалось делать? Голос-то я потерял. Раньше у меня был приличный тенор, но после…
Тут Пашка всхлипнул, но быстро взял себя в руки.
– Помните Медного всадника? Так вот я попал почти в такое же наводнение. Осень, вода ледяная, а я бреду по пояс в невской воде и на руках несу самое дорогое – любимую девушку. Она и ног не замочила, а я простудился и потерял голос. Консерваторию пришлось бросить. А потом меня призвали в армию и направили в авиационное училище. Так я стал вертолетчиком. И очень этим доволен! – с нажимом закончил он.
– А… – открыл я было рот, но Григорий показал здоровенный кулак, и я умолк.
– А девушка, хотите спросить? – Павел взял какой-то сумасшедший аккорд. – Девушка стала довольно приличной скрипачкой и замужней дамой. Встречаться со мной она сочла неприличным. Господи! – как-то очень по-взрослому вздохнул