Пороки и их поклонники. Татьяна Устинова
нашелся, и Архипов внимательно его изучил.
Юнец с ненавистью посмотрел на непринужденного Тинто Брасса, и потом – с такой же – на Архипова.
– А что? – вдруг спросил он убито. – Манька тут… не живет больше?
– Манька – это Тюрина Мария Викторовна? – Архипов сунул билет в карман джинсов.
– Ну да.
– Еще утром жила тут.
– А вы… кто? Ейный муж, что ли?
– Я ейный сосед, – представился Архипов, – Владимир Петрович зовут меня. Неудачно очень ты прибыл. У Марии Викторовны тетушка умерла, а сама она как раз сейчас на работе. Так что придется тебе на лавочке дожидаться. У метро. Квартиру я закрою.
Юнец моргнул. У него был вид человека, который из последних сил брел до убежища и добрел, а оказалось, что это никакое не убежище, а груда пустых коробок, издалека казавшаяся домом. Архипов решил, что он сейчас заплачет.
Сочувствовать юнцу ему не хотелось. Ему вообще ничего не хотелось – только бы убраться отсюда обратно в собственную жизнь, в собственную постель и перестать играть в Робин Гуда.
Хватит пока. Для одной ночи даже слишком.
– А можно я тут посижу? – спросил юнец умоляюще и носом шмыгнул умоляюще. – Я, ей-богу, ничего не трону! Ничегошеньки! Я прямо тут… посижу, и все. Можно, а?
– Нет, – буркнул Архипов, – нельзя.
Юнец несколько секунд смотрел на него, а потом тяжело завозился, поднимаясь.
– Может, вы за мной последите, а я посижу?
– Я не стану за тобой следить.
– А ваша собака… не может последить? – Видно было, что ему очень не хочется на лавочку у метро.
– Моя собака сейчас вместе со мной пойдет в мою квартиру, и мы ляжем спать. Предупредил бы Марию Викторовну заранее, и ты бы спать лег.
– Да не мог я ее предупредить!
– Почему?
– Потому что не мог!
«Кто открыл дверь? – думал Архипов. – Или она сама забыла запереть, когда уходила на работу?»
– Где твои вещи?
– Все на мне! – огрызнулся юнец.
Архипов посмотрел.
– Не густо.
– Мне подходит! Сам небось ва-аще голый! – Теперь, когда лавочка у метро стала неотвратимой реальностью, он хорохорился.
Архипов и вправду был в одних только джинсах и теперь сильно мерз, так что волосы на руках стояли дыбом и кожа собралась мелкими пупырышками.
– А в подъезд ты как попал?
Юнец с шикарным именем Макс Хрусталев сделал вид, что не расслышал. Слышал, слышал, а теперь внезапно перестал.
– Я спрашиваю, как ты попал в подъезд?
– Через дверь.
– А Гурий Матвеевич, конечно, решил, что ты почтальон или слесарь из жэка. Да?
– Не знаю я никакого Матвеича…
– Ты как в подъезд попал? – душевно спросил Архипов и душевно же положил юнцу руку на локоть. Локоть был острый и угловатый, весь как будто составленный из палочек и спичечек. Ладонь Владимира Петровича – шире раза в четыре.
– В окно! – выпалил юнец, дернул локоть и от этого движения повалился прямо на Архипова. Тот поморщился и, дернув за куртчонку, придал тощему телу вертикальное положение.
– Под