Хиромантия. Отсутствует
в себе воображением, есть не что иное, как внутренняя способность души удерживать образы и отражения, производимые лучами света.
Форма предметов, призрак их, остается в лучах света как возвратное отражение. Планетный ток, который мы называем великим магическим деятелем, также насыщает образами, которые сообщаются с нашей душой[12], или она сама вызывает их пред свои внутренние очи».
«Ничто не утрачивается в природе, все умершее возрождается в новых формах, чтобы снова жить; но прежние оставленные формы тоже не уничтожаются. Разве мы не можем по желанию вызвать в нашем воображении образ ребенка, которого мы когда-то знали и который теперь уже стал стариком? Черты эти уже не существуют, но они живут еще в нашем воспоминании и при случае мгновенно рисуются в душе нашей. Но каким образом, где видим мы их? В токе планетных лучей, как мы уже говорили, который передает их нашему мозгу через посредство нервной системы»[13].
Всякая наука, существовавшая некогда и потом забытая, непременно опять выйдет на свет, потому что ее принципы остались начертанными в лучах планетного тока и ждут только вызывающего сочувствия какого-нибудь ученого ума, который займется забытой наукой и поведет ее дальше.
Звук падающего дождя, ропот ветра, движение волнующейся нивы, вид моря, звук колокола возбуждают нервы человека и мгновенно воскрешают в нем идеи, связанные с этими явлениями.
Чтобы понимать голос Бога, человек должен выйти из нормального состоянии; его охватит лихорадочная дрожь вдохновения, энтузиазма, пульс его бьется сильнее: он болен – и вот тогда-то возвышается душа его выше сферы человеческой жизни и перед ним открывается одна из страниц великой книги природы.
Общие, врожденные идеи, говорит Фенелон, вечны, неизменны, необходимы. Это не наши собственные идеи, это само божество.
Когда мы бодрствуем, вещественные предметы мешают нам видеть образы, окружающие нас в лучах планетных токов; душа и тело господствуют над существом интеллектуальным и сковывают его способности; но когда мы спим, душа отдыхает и существо интеллектуальное вступает в сношение с этими образами, которые приносит нам иногда смутными и лишенными связи, но часто передает их очень верно и ясно, когда сон овладевает нами после сильного беспокойства или желания.
Бальзак рассказывает, что он находился в 1812 году в лицее Вандома, где Луи Ламбер был его другом. Оба они с восторгом мечтали о прогулке в знаменитый замок Рошамбо, прогулке, обещанной только старшим ученикам по причине отдаленности Вандома от лицея.
«В конце весны мы собирались туда в первый раз. Желание видеть знаменитый замок, владелец которого часто угощал учеников молоком, заставило нас вести себя безукоризненно, и таким образом ничто не помешало нашей прогулке.
Ни я, ни Ламбер не видали прекрасной долины Луары, где возвышается этот замок; поэтому мы сильно интересовались этой прогулкой и воображение наше было сильно возбуждено.
Когда мы пришли в долину и стали любоваться на прекрасный
Dogme et rituel de la haute magie. P. 110.
Там же. P. 28.