Танцы на снегу. Геном. Калеки. Сергей Лукьяненко
не вышли, – сказал я. Чемоданчик с вещами я держал на коленях. Как я узнал из контракта, у меня было право на двенадцать килограммов вещей.
– И ты не выйдешь. За пять лет мозги спекаются. – Глеб вдруг облизнул губы и сказал: – У меня билет имперской лотереи, ты знаешь?
Я знал. У Глеба был один шанс из двадцати выиграть бесплатное обучение на любую специальность. Он собирался стать пилотом, конечно же.
– Хочешь, я его тебе отдам?
– Тебя родители убьют, – ответил я.
– Нет. Не убьют. Я уже поговорил с ними. Я могу переписать билет на тебя. Хочешь?
Билет имперской лотереи – это здорово. Я о нем и не мечтал… зато нейрошунт у меня «Креатив», а у Глеба – только «Нейрон».
– Спасибо, Глеб. Не надо.
Он растерянно заморгал жиденькими белыми ресницами. Глеб очень светловолосый и бледный. Это не мутация, это наследственность.
– Тиккирей, я честно…
– Глеб, я вечером буду в космосе.
– Это будешь не ты, – прошептал Глеб.
Когда автобус остановился у гостиницы, он вяло протянул мне руку. Я ее пожал и спросил:
– Зайдешь?
Глеб покачал головой, и я не стал спорить. Долгие проводы – лишние слезы.
Меня ждал космос.
Я не знал, где живет старпом и остальной экипаж корабля. Поэтому пошел в номер к доктору.
Дверь снова была не заперта, и дверь в ванную распахнута. Антон стоял у зеркала, в одних трусах, и брился древней механической бритвой. Будто нельзя заморозить все волосяные фолликулы раз и навсегда.
– Ага, – сказал он, не оборачиваясь. Я видел только отражение его глаз в зеркале, но мне показалось, что их выражение изменилось. – Ясно. Номер семьдесят три. Там капитан.
– Кто пришел? – раздался голос из комнаты. Тонкий, девичий.
– Это не к нам, – отозвался Антон. Но из комнаты выглянула смуглая девушка – одна из тех, что вчера смеялись. При виде меня она вначале улыбнулась, а потом помрачнела. Наверное, она была совсем голая, потому что замоталась в простыню.
– Здравствуйте, – сказал я.
– Какой ты дурачок, – сказала девушка. – Господи, ну откуда берутся…
– Замолкни, груз! – процедил я. Получилось. Почти как у старпома. Девушка замолчала, часто моргая. Антон на миг прекратил бриться, потом бритва продолжила движения. Вверх-вниз.
А я повернулся и пошел в семьдесят третий номер.
Капитан был младше и старпома, и доктора. Наверное, он окончил какую-то очень известную космошколу, если ему доверили командовать кораблем. Крепкий, красивый, в парадной белой форме.
– Тиккирей, – утвердительно сказал он, когда я вошел. Почему-то я понял, что он видел запись моего вчерашнего обследования, и мне стало стыдно. Перед Антоном или старпомом не было стыдно. А перед настоящим капитаном, который, даже сидя один в номере, оставался в парадной одежде, – стыдно.
– Да, капитан.
– Значит, не передумал?
– Да, капитан.
– С контрактом ознакомился?
– Да, капитан.
Контракт