Темнота в солнечный день. Александр Бушков
наконец-то! – радостно воскликнула зеленоглазая Марина. – А я вещи жду-жду…
– Вам ведь телеграмма понадобится, – сказал Митя. – Вот, возьмите.
Тоже привычно коснулся уголком телеграммы ее пальцев на правой руке – обручального кольца нет, ага – и девушка с явной сноровкой, на ощупь, сложенный вчетверо бланк взяла. Кое-какой навык слепой жизни имеется… Ну, мало ли от чего вполне здоровые люди слепнут…
– Значит, теперь вы здесь живете?
– Теперь я.
Митя спросил с искренним интересом:
– А что с Анной Федоровной?
– Вы знакомы?
– Я ей три года телеграммы возил, – сказал Митя, – Что с ней?
– Она на пенсию вышла, поехала к дочери в Манск.
Митя облегченно вздохнул:
– Ну вот и ладушки. А то ведь всякое думалось… Хорошая тетушка. Чаем меня частенько поила, за жизнь разговаривали…
Марина сказала:
– Чаем и я вас напоить могу. Радостную весточку привезли, я неделю ждала… У меня как раз чайник вскипел. Вы не торопитесь?
– Это я удачно зашел, – процитировал Митя героя кинокомедии. – Да нет, никуда не тороплюсь. Ваша телеграмма была последняя, у меня смена кончается…
– Захлопните. – Она посторонилась.
Входя в крохотную прихожую, Митя оказался с Мариной совсем рядом. Духами от нее пахло приятными, а уж подраспахнувшийся на груди халатик на дистанции ближнего боя являл собою зрелище крайне эстетическое. Надо бы ей сказать про халатик, но неловко как-то…
Прихожая была пустехонька – ни знакомого зеркала, ни вешалки, ни разноцветного половика, вязанного из толстой шерсти. И комната, он отсюда видел, решительно переменилась: только тщательно застеленная кровать, железная, казенного вида, как те, что когда-то стояли у них в пионерлагере, на полу подключенный к розетке магнитофон, в точности такая, как у него, «Весна-06», со стопочкой кассет рядом, да на крючке, на вешалке, короткое джинсовое платьице. Самого что ни на есть излюбленного парнями фасона: на пуговицах сверху донизу, если не торопиться, можно качественно устроить то, что, как рассказывал Катай, на зоне у них называлось «сеанец делать»[21].
Кухня обставлена столь же спартански: типичный столик из столовки – бледно-зеленая пластмассовая крышка, на тонких черных железных ножках-трубках, два таких же стула. На подоконнике, на железных подставках – сковородка и кастрюля, третья, пустая, явно предназначалась для стоявшего на плите чайника. Пара чашек, какие-то кулечки…
– Вы садитесь, – сказала Марина, довольно уверенно двигаясь по кухне, ставя на стол чашки и высыпая на блюдечко конфеты из одного кулька. – Завхоз всего принес по два – стулья, чашки, в расчете на гостей. Только гостей пока что не было – тут с этим проблемно чуточку… Вас как зовут?
– Митя, – сказал Митя.
– А меня… Ой! Что это я… Вы же меня называли по фамилии-имени-отчеству… Марина.
– Красивое имя, – сказал Митя. – Вот только вам как-то не вполне
Сеанец делать – медленно раздевать женщину догола (