В стране «Тысячи и одной ночи». Тахир Шах
дюны к Багдаду. Преодолевая преграды, мучимый жаждой, он через много дней пути подошел к дворцовым вратам. Стражники поначалу отогнали его, грозя отрубить голову, если он станет докучать им. Но пастух не отступался. Подняв над головой бурдюк, он прокричал: «У меня подношение калифу. В этом бурдюке – райская вода».
Огромные врата приоткрылись, и бедуина втащили внутрь. Не успел он опомниться, как уже лежал ниц перед троном, на котором восседал сам Харун ар-Рашид. Подданные засуетились вокруг правителя, калиф же потребовал у пастуха ответа: зачем тот пришел?
Протягивая разящий потом бурдюк, пастух сказал: «Ваше величество, я человек простой, кочую по пустыне. И живу очень скромно. Но вот недавно перегонял овец из оазиса в оазис и нашел источник с самой вкусной водой на свете. О ней рассказывали еще отцы и праотцы, но до сих пор никому не случалось попробовать ее на вкус. Ваше величество, примите мое подношение».
Харун ар-Рашид щелкнул пальцами – ему подали кубок из чистого золота на украшенном драгоценными каменьями подносе.
Он кивнул в сторону бурдюка – слуга в великолепных одеждах выхватил у пастуха бурдюк и плеснул из него в кубок. Прежде калифа из кубка отпил телохранитель. Убедившись, что с телохранителем ничего не произошло, кубок передали калифу.
Харун ар-Рашид коснулся губами края, вдохнул запах воды и попробовал ее на вкус.
Пастух и все придворные замерли, в волнении подавшись вперед.
Харун ар-Рашид, Повелитель дня и ночи, ничего не сказал.
Выждав, визирь склонился к уху калифа: «Ваше величество, отрубить этому пастуху голову?»
Харун ар-Рашид в задумчивости потер подбородок. Он поблагодарил пастуха за подношение, а визирю шепотом отдал тайное распоряжение: «Пусть под покровом ночи пастуха отведут к его стаду, – сказал калиф, – но проследи, чтобы по дороге он не увидел могучей реки Тигр и не попробовал великолепной речной воды, которую мы находим вполне обыкновенной. Награди его тысячей золотых и объяви, что он и его потомки назначаются хранителями Источника райской воды».
Глава седьмая
Тот стал метким стрелком, кто метил дальше меня, своего учителя.
Сказитель Мурад был одет как дервиш – в залатанной шерстяной джеллабе, голова вместо тюрбана обмотана полоской ткани. Из-за катаракты на глазах у него словно образовалась корочка льда, покрытое шрамами лицо было плоским, выделялись лишь пухлые щеки. Особенно меня поразили пальцы Мурада – длинные и изящные, я невольно задержал на них взгляд.
Едва Мурад вошел, парикмахер выронил бритву; наклонившись за ней, он на мгновение стал похож на ворона с покалеченным крылом. Затюканные мужья, спасавшиеся от жен в парикмахерской и сидевшие в засаленных креслах, благоговейно склонили головы. Следуя их примеру, поклонился Мураду и я. После чего представился.
Сказитель протянул изящную руку, ожидая, пока я отвечу на рукопожатие.
– Ас-саламу ‘алейкум, – негромко, сиплым