Держава. Том 3. Валерий Аркадьевич Кормилицын
общей компании человека.
Посетители, пряча глаза, нет-нет с любопытством бросали взгляд на барина-англичанина в чёрном пальто, с блестящим цилиндром на столе у стопки с водкой, и небритого извозчика в драной поддёвке, с небрежно брошенным малахаем у тарелки со щами.
Наворачивая щи, небритый извозчик что-то рассказывал коротко стриженному господину, с подкрученными кверху усами. Говорил тихо, нервно дрожа рукой с хлебом:
– Знаешь Борис, после девятого января великий князь Сергей из Нескучного дворца переехал в Никольский, что в Кремле, – расстроено откусил хлеб. – И два месяца наблюдений пошли насмарку. Как выражаются теперешние мои коллеги – коню под хвост, – громко хлебал щи.
«Ну Янек, как перевоплотился, совершенно настоящий извозчик, если глянуть со стороны», – мысленно похвалил Савинков Ивана Каляева.
Не догадываясь о данной ему оценке, тот продолжал:
– Вопрос решается намного тяжелее, нежели с Плеве, – огляделся по сторонам – не услышал ли кто, и, снизив голос почти до шёпота, засипел: – Чего стоило выправить паспорт на имя подольского крестьянина, хохла Осипа Коваля, и стать своим среди извозчиков… А новый товарищ по партии Моисеенко, неопытен ещё, но быстро растёт. Тоже своим стал на извозчичьем дворе. Единственно – лошадку дрянную купил.., – хохотнул он, утерев со лба ладонью пот. – Помнишь? В ноябре ишшо, – шутя выделил «ш».
– Помню! – поддержал друга Савинков. – Эта захудалая лошадёнка кончила тем, что брякнулась вверх копытами за Тверской заставой…
– Откинув копыта, клячонка сорвала нам всё наблюдение, – улыбнувшись, засипел Каляев. – В ноябре великий князь на Тверской площади жил, во дворце генерал-губернатора. Сколько сил приложили, чтоб это узнать. В адрес-календаре ведь сведений о нём нет… Наш московский комитет забросал его письмами с угрозами и, видно поэтому, он переехал в Нескучный дворец. Вместо короткого пути от Тверской площади до Кремля, ему приходилось ехать несколько вёрст. Прежде к Калужским воротам и затем к Москве-реке через Пятницкую, Большую Якиманку или Ордынку. Только мы с Моисеенко выяснили его маршрут – на тебе… Переехал в Николаевский дворец. Борис, ну почему ты не хочешь подключить к покушению на царского дядю наших московских товарищей? – отложив ложку, требовательно уставился на друга.
– Чем меньше людей в теме, тем меньше угроза провала, – выпил рюмку водки Савинков и закурил трубку – англичанин всё-таки.
– Не стоило бесконечно откладывать теракт. Мы знали маршрут, установили выезд князя, – задрожал рукой, закуривая папиросу, Каляев.
В эту минуту Савинкову до такой степени стало жаль друга детства, что на глаза чуть не выступили слёзы… А может и выступили… Законспирировавшись дымом от трубки, не по-английски, ладонью, смахнул их, подумав: «Последние дни вижу живым Ивана. И он, наверное, чувствует приближение конца своей жизни… И это предчувствие отражается в нём не страхом, а постоянным нервным напряжением… И подъёмом…»
– … Экипаж изучил, как некогда карету Плеве.