Вечный. Эмили Болд
платок, завязанный под двойным подбородком. Поза выглядела победоносной и напоминала мне язык тел близнецов Дугаля и Дункана Стюартов. Мне сразу стало тошно, когда я вспомнила время, проведенное в плену у этих предателей.
Я быстро прошагала дальше вдоль стены. В целом это было красочное смешение шотландской истории. Как раз в тот момент, когда я подумала о том, долго ли мне еще ждать Роя, кое-что бросилось мне в глаза.
– Что за… – выпалила я и подошла ближе к следующей картине. Я подняла руку к холсту и дрожащими пальцами провела по старой масляной краске. Сердце стучало в ушах как барабан, а угощение Элисон вдруг стало камнем в желудке, пока я пыталась понять, что же я увидела.
Я покачала головой и снова провела по блестящему, увековеченному в масле лицу женщины на портрете. Другая рука потянулась к моему горлу.
Мне часто говорили, что я вылитая Кэмерон, но эта женщина выглядела как мой двойник – точь-в-точь как я! Это невозможно. Совершенно невозможно.
Под белой вуалью и темными кудрями золотистой и белой краской была увековечена сама судьба. Маленькая и большая жемчужины в простой золотой оправе, мать и дитя, объединились навсегда.
Черт, ну вот опять такой момент, который переворачивает все с ног на голову! Ну почему именно моя жизнь полна подобных происшествий? Я была практически неспособна дышать, так сильно от волнения сжалась грудь, и казалось, что я могу задохнуться от мельчайших частиц пыли в воздухе.
То, что я увидела, было совершенно немыслимо!
«Шотландская жена в день свадьбы, 1741» – значилось на табличке. «Шотландская жена в день свадьбы», – эхом раздалось в моей голове.
Я лихорадочно пыталась понять, что же это может означать, но казалось, что прошла целая вечность, прежде чем мой мозг снова начал работать. День свадьбы, день свадьбы… эти два слова звучали как припев навязчивой песни и перекрывали мои мысли.
1741. Я снова остановила свой взгляд на цифрах, обозначающих год, и потерла висок, стараясь мыслить яснее.
Дрожащими пальцами я расстегнула одну из своих сережек и поднесла ее к портрету. Я не ошиблась. Озадаченная, я посмотрела на дверь. Где же Рой, черт возьми? Мне срочно нужны были ответы! Сережка жгла мне ладонь, так сильно мне нужно было логическое объяснение.
1741. Я снова покачала головой. Этого не может быть… это же какое-то сумасшествие! Скорее всего, мое воображение сыграло со мной злую шутку.
– Кто же ты? – пробормотала я. – И какого черта у тебя мои сережки?
Я обернулась, и ответ лежал прямо передо мной. Церковные записи! Я быстро водила пальцами по табличкам с указанием года на полках, пока не нашла то, что искала, – церковные записи 1735–1767.
– Ты должна быть здесь… – прошептала я, листая страницы. Внезапно даже этот простой поиск показался мне невыносимым.
Картина была написана в 1741 году. После той кровавой расправы! Но в то время Кэмеронов уже не осталось. Кто же эта женщина? Может, это Изабель Кэмерон, моя прародительница, о которой