Дело жадного варвара. Хольм Ван Зайчик
не столь глубокомысленны, как ваши, великий наставник, – отвечал князь Тамура, – и я позволяю себе произнести их единственно вследствие переполняющих меня чувств. Да простят меня драгоценные присутствующие! – Он приосанился, раскрыл веер – простой, с каллиграфически, на нихонский манер выполненным на нем иероглифом «чжун» – «верность сюзерену», легко взмахнул им и продекламировал:
– В тени агав, под кроной кипариса,
Где ощущается жасмина аромат,
Сидел я с вами на платке ордусском…
Вы что-то о любви твердили мне.
С последним словом веер, мелодично прошуршав, закрылся и исчез в рукаве.
Среди присутствующих пронесся легкий ропот; жены преждерожденного Джимбы коротко, но многозначительно переглянулись; Баг отметил, что младший князь Тамура не лишен некоторой утонченности манер.
– Рассказывают, что в древности, – просветленно улыбнулся Баоши-цзы, – в царстве Чу жил мудрец по имени Пи Гу. Он славился острым умом и очень невеликим ростом. И когда недруги, желая ему гибели, захотели унизить его и прорезали в воротах княжеского дворца специальную дверцу – для Пи Гу и для собак, мудрец только весело рассмеялся. Так и вы, князь, будьте выше сиюминутных чувств бренного мира. И тем обретете покой и внутреннее озарение! – Сказав это, великий наставник сложил руки на могучем животе и в сопровождении Да-бяня неспешно направился во внутренние покои.
– Великий наставник, – догнал его Баг и преклонил колено. – Мой долг снова заставил меня прервать человеческую жизнь. Боюсь, и впредь…
– Встань, сыне! – Баоши-цзы простер к Багу руку. – Ведом мне твой нелегкий путь служения покою и справедливости. То, о чем говоришь ты, ужасно слуху. Но, мыслю я, груз этот тебе по плечу.
Наставник обернулся к Да-бяню:
– Ступай, отрок, и проверь, все ли готово для вечерней медитации! – Проследил, как Да-бянь скрылся и сделал Багу знак приблизиться вплотную.
– Вот что я скажу тебе, Багатур по прозвищу Тайфэн. Ведомо мне о делах твоих прошлых. И скажу: такова твоя карма. Нет большего греха, нежели лишить драгоценной жизни живое. Но не всегда это так…
– Амитофо!.. – вырвалось у пораженного Бага.
– Амитофо, – согласился великий наставник, перебирая четки. – Ибо хотя и есть душа у всех живых существ в подлунном мире, – продолжил он, – но некоторые из оных подобны немыслящим нечистотам в сточном водоеме. А свершившийся прошлой ночью грех хищения креста – грех поистине страшный, ни с чем не сравнимый, и так скажу тебе: не люди содеяли это, но бездушные камни. И хотя заморские жители Америки почитают даже камни за предметы, коим надобно оказывать уважение и внимание, подобное тому, каковое мы оказываем человеческим существам, – они даже измыслили, дабы не оскорблять камни, обращение «минерал компэньонс»[20], – но мы-то знаем, что камни от этого не перестанут быть камнями! И вот я говорю тебе, Багатур: камни и есть камни! Когда камни падают с горы и грозят убить, осквернить и искалечить малых сих, долг твой прямой, коль уж дана тебе сила – отбросить эти камни прочь. Используй силу!
По
В работах Х. ван Зайчика есть любопытные пассажи, где он, с присущей ему тонкостью и мудрой прозорливостью, иронизирует над много позднее и впрямь зародившимся в англоязычных странах (в первую очередь – в США) стремлением наполнить повседневную речь невероятным числом оборотов, которые долженствуют выказывать максимум уважительности к любым проявлениям, желаниям и пристрастиям окружающих – но на деле, в силу своей формальности и фактической гипертрофированности, для всякого нормального человека выглядят будто издевка. Так, чтобы соблюсти, не побоимся этих слов, политическую корректность в отношении, например, коллекции камней, хранящихся у Вашего собеседника дома, следует избегать употребления термина «stones» («камни»), и говорить исключительно «your mineral companions» («Ваши минеральные сотоварищи», или «Ваши булыжные спутники» – в общем-то, даже непонятно, как на человеческий язык и переводить подобное), и так далее.