Пустыня внемлет Богу. Роман о пророке Моисее. Эфраим Баух
свиты кораблей к святилищу Амона в Ипет-су.
Внука бога впервые после привычной стесненности стенами переполняет радость распахнутого напрочь пространства, полного солнца, цветистости флагов, вымпелов, венков, вод многих, внутренней мощью словно бы выгибающихся дугой между отдаляющимися на глазах друг от друга берегами.
Внука бога вовсе не занимает вызывающий сплошную истерику на кораблях, лодках и плотах вынос деда на ослепляющих отделкой парадных носилках его старшими сыновьями и приближенными, несущими над дедом зонты из страусовых перьев и орудующими опахалами.
Внук бога вместе с другими такими же, в окружении фавориток и прислужниц, на вызывающем восхищение своим изяществом корабле, ухитряется, не отпуская руку матери, приклониться к борту так, что рябящие бегом высокие воды опрокидываются небом, которое в свою очередь тускло-солнечным водопадом отвесно и беззвучно рушится с высот.
Новым радостным от узнавания витком из досознания в длящийся на ощупь, на свет, на вздох миг приходят колышущаяся легкость и дезориентация – как формы существования. И только тонкие, почти расплывающиеся в солнечном мареве нити дамб, верхи дальних пирамид и обелисков досадными соринками скапливаются в уголка глаз.
Уже в ранний час, перед восходом солнца, на миг на востоке сверкнула звезда Сопдет[2]: значит, Новый год вступил в свои права. И он то же, затаив дыхание, ожидал этого взблеска, который еще и сейчас как бы замер в заглазном пространстве.
Взрыв ликования и визга вырывает его из блаженного состояния массы мужчин и женщин, рискуя опрокинуть кораблики и лодки, тянут к ним руки, хлопают в ладоши, почти кликушествуют, выражают восторг и любовь, вероятно, к его матери, дочери наместника Амона Ра, любимой народом.
Внезапно он слышит: они выкрикивают его имя. Ком подступает к горлу, слезы брызнули из глаз – впервые тело его сотрясает обессиливающее чувство благодарности, гордости и страха, и он машет га в ответ, испытывая дрожь от силы, идущей от этих множеств людей плывущих, стоящих на берегу и на кровлях, пьющих пиво, опустошающих лотки торговцев от жареной дичи, арбузов, смоквы, винограда. Воины с пучками перьев в волосах бьют, не уставая, в тамбурины, пляшут обнаженные до пояса танцовщицы, негры трясутся в танце. Тут же рядом забивают живого быка, и внука бога всего передергивает.
Голова его идет кругом от беспрерывного потока впечатлений, празднество подхватывает, втягивает в нечто неохватное, шумное, не расчлененное, в котором города словно бы тронулись и поплыли кораблями, испытывая соблазнительную тягу вдаль и ввысь всеми своими строениями, башнями, мачтами, а тут еще надвигаются колос сальные пилоны храма Амона, поддерживающие само небо, аллея сфинксов, кажущаяся бесконечно уходящей к вратам здания храма охватывающего все видимое пространство.
Ползет корабль-храм – гора золота, серебра, меди и бирюзы, вся в рельефах, изображающих деда, поклоняющегося Амону. Корабль канатами волокут на большую
Сопдет