Индульгенции. Иван Солнцев
отчалить в диспансер. Сегодня предпоследний день своеобразных выходных, в течение которых мне не нужно было приезжать на Крестовский или работать иными путями.
Я снимаю иллюминацию, развешенную вдоль улиц, стараясь фокусировать кадры вручную на всех более-менее занятных местах. Все вполне обычно, но в прошлом и позапрошлом году Диана таскала меня по всем этим световым шоу, по освещенным завитушками и прочими фигурами улицам, и ей это чертовски нравилось, и я хочу, чтобы в этом году она наверняка смогла посмотреть все, как есть. Поэтому я продолжаю двигаться от улицы к улице, попутно выдавливая из сознания мысли о том, почему, на самом деле, я этим занимаюсь. Черта с два я так просто сдамся всему этому.
На следующий день я еду к Диане уже с целой пачкой видео и фото на планшете. В разных концах города в последние дни я вижу одного и того же странного мужика, который проклинает, на чем свет стоит, какую-то Анну – голосит, что она не отпускает его, что ее больше нет, но она все равно его преследует. Это странно, но если бы в Питере не было городских сумасшедших, это был бы не Питер.
В автобусе бабка до мозолей стирает язык, споря с кондуктором о том, должна ли она показывать на проверку проездной. Забавно. Пенсионный фонд, из которого платят ей пособие, регулярно разбирают по кирпичикам на сомнительные проекты; ее регулярно кидают коммунальщики, выставляя неправомерные счета; ее кидают на цены ритейлеры; ее наверняка кидают на свое внимание ее собственные дети. Но только к кондуктору у нее есть претензии, которые она может высказать – как бы при проверке проездного не сняли лишнюю поездку. Забавнее некуда.
Диане сегодня хуже, чем было в последний мой визит, и она почти не говорит, но требует показать все, что я снял вчера. На видео с Невским она вырывает у меня планшет, смотрит в него, не моргая, и на ее глазах проступают слезы, и я ничего не могу с этим поделать. Только аккуратно глажу ее по голове и повторяю, что все наладится. Как идиот. Как Мишенька.
Через несколько минут после того, как мы заканчиваем, ей делают какой-то укол, а мне предлагают откланяться. Не знаю, с чем это связано, а лечащего врача на месте нет, и мне остается только поцеловать Диану и попрощаться с ней в очередной раз. Я обещаю, что скоро буду снова, и она просто кивает.
Я ухожу со странным ощущением недосказанности и чего-то еще, полумистического. Весь день я получал звонки и сообщения от la femme fatal с Крестовского, но ничего не отвечал. На какой-то момент у меня сложилось странное ощущение, что Диана это каким-то фантастическим образом понимает, чувствует, а то и может знать. Мне определенно нужно расспросить кое-кого на этот счет.
Рядом с моим домом малолетние отщепенцы сидят и курят в старом заброшенном хозяином много лет назад «вольво» 460 с разбитыми стеклами. Судя по запаху, это ганджубас. Дым вылетает из дыр, на месте которых были окна, растворяясь в медленно охлаждающемся к вечеру воздухе. Я отпускаю на счет этих ребятишек, самому старшему из которых не больше двенадцати,