Заря цвета пепла. Владимир Свержин
к ногам законного монарха.
«Ждет подвига? – пронеслось у меня в голове. – Она, кажется, дождется…»
Лис ожидал меня на крыльце, безмятежно травя анекдоты с адъютантами штаба Конде. Судя по всему, они уже считали этого долговязого остряка с насмешливыми зелеными глазами и переносицей, имевшей, в силу жизненных передряг, форму латинской буквы s, старым приятелем, едва ли не соседом из прежней, французской жизни.
– Как успехи? – поинтересовался он, спускаясь вслед за мной с крыльца.
– Штатно. Сейчас нужно получить снаряжение и документы…
– Ага-ага, и обмазаться маслом, чтоб при запекании приобрести аппетитную золотистую корочку.
– Ты о чем?
– О кулинарии, мой друг. Ты, конечно, большой знаток политической кухни, но у меня вдруг появилось навязчивое ощущение, что тебя здесь относят к разряду дичи.
– В каком смысле?
– Ну вот тебе тест на сообразительность – в момент встречи тебя ничто не удивило в облике высокочтимого гражданина принца?
Я мысленно возвратился в приемную его высочества.
– Н-ничто.
– «Садись, два!» – как сказал один судья, оглашая приговор. Ладно, задаю наводящий вопрос: сейчас нет ни парада, ни развода, ни полевых учений. Какого рожна Конде рассекает по собственному дому в парадном мундире, только шо без лошади? Или ты думаешь, что он так вырядился для исторической встречи с тобой? Тем более, мундиры, как мы помним, тесные, годные только для оловянных солдатиков.
– Ожидается кто-то из высоких гостей? – предположил я.
– Насчет высоты сказать не могу, но один гость уже имеется – художник, который пишет растопыристый портрет его высочества.
– Откуда ты знаешь?
– Сначала меня удивил мундир в столь неурочный час, а потом на крыльце я наблюдал пришествие некоего симпатичного юнца, доставившего господину живописцу пиво и сосиски. Стража пропустила его, едва глянув в сумку, – адъютанты, похоже, отлично знают парня в лицо. По их словам, он каждый день сюда ходит.
– Ну, хорошо: парень, сосиски, пиво, живописец, мундир. Что с того?
– Вальдар, обернись и окинь прощальным взором любимое окно. – В тоне Лиса слышалась глумливая нотка. – Вон те три на втором этаже, правее крыльца, – это приемная, где вы общались с Конде, а соседние два – комнаты, в которых трудится художник. Как ты сам можешь видеть, если разуешь глаза, там замечательный угол обзора, позволяющий наблюдать за всеми, кто входит в ворота. Ты скажешь, из окон второго этажа всегда видно улицу, и я даже соглашусь. Но, памятуя напутствия очень тайного советника, за каждой занавеской начинаешь искать шпиона. Сам понимаешь, не может быть, чтобы тот самый игрок, который кашеварит на вашей политической кухне, не уделил внимание такому жгучему перцу, как тутошний принц с его корпусом.
Я вновь припомнил картину встречи с принцем. Действительно, во время нашего разговора дверь оставалась чуть приоткрытой, а стало быть, кто бы ни находился