Изверги. Федор Чешко
и упал. Выпутавшись из жердяных обломков, он попробовал было скакать на трех, но увечная передняя левая, похоже, худо служила ему – медведь снова взбросился на дыбы.
Все-таки с потерей лапы чудище не утратило остатки соображения.
Людоед не стал забиваться в чащу: понимал, что ломясь на двух сквозь кусты шуму не оберешься, да сам же себя издерешь о ветви и сучья. Чудище бросилось вниз по лощине – и лес там куда реже, чем на склонах, и под гору легче бежать. Но лощина-то упирается в ручей с крутыми обрывистыми берегами! А на ближнем берегу ручья – Родово святилище…
Похоже, людоед бежит прямиком в ловушку, откуда ему будет лишь один выход – назад. Или это боги ведут его к Светловидову месту, давая Мечнику знать, какую жертву следует принести за ниспосланную удачу?
Вломись раненый медведь в густую чащобу, Кудеслав не решился бы кидаться в догонку до полного света. А так… Медведи живучи. Рана-то страшна, но судя по шрамам людоеду уже довелось пережить почти столь же страшную. Да, у него теперь лишь одна передняя лапа – и та увечная; но вон ведь как ловок на задних-то… В любом случае, его легче добить, пока он не опомнился. А добить нужно. Хоть и невелика возможность, что оклемается он, выживет, а все же такая возможность есть.
Ни один опытный медвежатник не поверил бы в то, будто шатун способен оправиться после этакой раны. Любой охотник выждал бы с преследованием, давая зверю ослабеть от потери крови (ведь по нынешней поре в лесу не бывает случайных людей, на которых могло бы наскочить разъяренное чудище).
Но Кудеслав был плохим охотником – он был воином; а людоед вел себя настолько по-человечьи… И Мечник бессознательно поступил так, будто его враг впрямь человек, способный, затаившись, перевязать рану, успокоиться и вновь стать опасным, или успеть добраться к своим, которые помогут и отправятся мстить…
Проверив, не выпал ли из-за голенища нож, Кудеслав мельком оглядел избу (что-то не видать Векши на кровле – не упал ли малец с перепугу?) и торопливо пошел вслед за медведем.
Сразу оказалось, что шагом пораненную тварь не догнать. Пришлось бегом, чуть ли не во всю прыть.
Светлело. Уже четко виделся на беленной инеем земле кровяной след, а впереди по временам различалась мелькающая среди деревьев мохнатая темная спина.
И вдруг медвежий плач прекратился, будто бы людоеду смаху заткнули пасть. Пробежав еще с полтора десятка шагов, Кудеслав обнаружил, что след подранка круто завернул влево – на поросший кустами склон. В кустах трещало, однако куда слабее, чем можно было бы ожидать: похоже, людоед опамятовывает, вспоминает об осторожности. И крови на земле вроде бы меньше стало… Как ни страшна рана, а по морозцу кровоток может и ослабеть.
Сойдя со следа, Мечник бесшумно двинулся в обход приютившей медведя заросли. Густая, труднопролазная крепь оказалась на удивление небольшой. Случайно, намеренно ли, но людоед вновь повел себя как человек: лишенный обоняния, он выбрал для последнего своего убежища заросшую глодом впадину посреди довольно обширной