Гринтаун. Мишурный город. Рэй Брэдбери
дальней заброшенной лужайке еще виднелся
оставленный мной знак,
Озаряющий их сумрак, словно омраченный
весенний день,
Их имена во прахе, а даты жизни заросли травою,
И стерли проплывающие тучи.
Их надгробие – мой яркий дар,
Сияющий, как лето, одуванчик.
Лето, прощай
Лето, прощай,
Услышь слова и заклинания на языке, шершавом
от песка,
Биенье пульса в шейных венах и висках.
Времени отсчет пошел,
Все лето просочилось в стекляную воронку
И обратилось в горку мельчайшего песка.
Угодия собак бродячих и мальчишек, где нету
места
Девчонкам, слабакам и собачонкам
легкомысленным,
Перекосились – их содержимое рассыпалось
по школам.
Осиротелые луга достались
Осенним воробьям и перепелкам,
Босые ноги не бороздят отныне высокий
травостой,
И зарастают проторенные ими улочки,
Индейцев тропки глушит сорная трава,
Где ноги праздной ребятни служили спицами
колесам лета,
Вытаптывая в поле знаки, истинные письмена
безмолвной божьей речи —
Ужей садовых, раскрывающих за тайной тайну,
которые,
Спасаясь, подгоняемые слоновьим стадом
мальчишек-бестий,
Узором безъязыким коряво рисовали свои
жизни,
Ища убежища.
Сухие придорожные цветы раскачивает ветер,
Вытряхивая ржавчину,
Как капли крови в пересохшую канаву.
День утопает в сумерках.
Над ежовой щетиной жнивья
В прощальных солнца отсветах мерцают звезды
первые.
Октябрь вступает в игру после того, как орава
детей
Здесь в августе резвилась на пышном
разнотравье,
Ошалев от солнца, шарахалась от школы
и вытаптывала клевер,
Теперь же улетучились они, увы,
Остались только ветра шум, и шорохи,
И умирание мечты о лете, что
Вызывает осыпанье ржи у стебельков,
И воспоминания о детях,
И барабанщику былых времен
Нашептывает ритмы барабанной дроби,
А еще слова, как трели птиц осенних:
Лето, прощай!
И вновь:
Лето, прощай!
И напоследок:
Лето, прощай!
Дует Бог в свисток
Лето на исходе. Бродячие сынки
По