Русалка. Кристина Генри
здания возвышались словно утёс, на котором она провела столько времени, и стояли почти вплотную друг к другу. Даже в деревне, где дома теснились рядом, меж ними всё-таки оставались проходы. Судя по всему, в Нью-Йорке об этом никто не задумывался.
После ухода Леви Лаймана она тщательно отобрала несколько вещей из одежды – всё самое лучшее, получилось совсем немного – и прибрала в доме. Потом свернула постельное бельё и убрала в сундук, переложив кедровыми плашками. Всё это она проделала машинально, по привычке, и скоро управилась.
Потом соорудила заплечный мешок из непромокаемой ткани, уложила в него всё необходимое и зашила горловину, чтобы вода не проникла внутрь. Пока она не доберётся до города, человеческие пожитки не понадобятся. Она заметила, что обнажённое тело люди считают непристойностью и косо смотрят даже на неприкрытые лодыжки.
Хотя она тщательно выбрала и уложила только самое необходимое – одежду и деньги, – мешок получился всё-таки объемистый из-за туфель. Амелия их ненавидела и почти никогда не носила без крайней необходимости. Но в городе без них не обойтись, считала она.
Человеческая еда была не нужна, Амелии вполне хватало сырой рыбы из океана, в конце концов, на то и даны русалочьи зубы. Впрочем, при Джеке она никогда её не ела.
Наведя в хижине порядок, Амелия спустилась по ступенькам в бухту, сбросила одежду и оставила её на берегу, закинула мешок за плечи и нырнула в воду.
Соседи, найдя опустевший дом и одежду на берегу, решат, что она насовсем вернулась в океан, как и подобает русалке, и на том успокоятся.
Мешок неловко болтался за плечами и мешал плыть, но деваться было некуда. Не явишься же в Нью-Йорк без одежды, в чем мать родила. Надо попытаться хоть на время смешаться с настоящими людьми.
Из-за мешка путешествие заняло больше времени, чем ожидалось, да и отвыкла она от таких дальних заплывов.
Она даже приуныла от своей слабости, ведь когда-то переплыла целый океан и погружалась в бездонную пучину, а нынче совсем разнежилась от жизни на суше. Для подготовки к столь долгому путешествию ночных купаний явно не хватало.
У Джека в хижине были карты восточного побережья, да и Амелия знала, как плыть вдоль берега и прислушиваться к разговорам моряков со встречных судов, так что добралась до Нью-Йорка, не заплутав где-нибудь в Бостоне.
Только жизнь в Мэне не шла ни в какое сравнение с тем, что творилось в этом городе. Она оказалась перед входом в музей, над которым гремел с балкона самый ужасный оркестр из всех, что ей доводилось слышать.
Справедливости ради отметим, что ее музыкальный опыт ограничивался парадами в День независимости (Джек их любил), но всё же Амелия не сомневалась, что эти музыканты явно заняты не своим делом.
От этого оглушительного грохота так и хотелось поскорей спрятаться в музее.
Здание музея было таким необъятным, что закрывало весь обзор, и пока не обернёшься, вокруг ничего не было видно. Стены верхних этажей расписаны огромными яркими изображениями