Белые трюфели зимой. Н. М. Келби
уток, откормленных привезенной из деревни лесной малиной.
Это было кушанье предельно простое, но все же невероятно роскошное.
Когда Доре впустил Эскофье в студию, более всего тот был потрясен видом Сары, одетой в мужской костюм. Это было, разумеется, противозаконно. Она красовалась в черном колете, цыганской рубахе и узких штанах для верховой езды, заправленных в высокие сапоги. Свои буйные медные кудри она скрутила на макушке в тугой узел. Глаза у нее были какие-то пыльные, точно взметнувшийся с земли смерч-торнадо. Бледная кожа казалась мраморной, не похожей на живую плоть. В одной руке Сара держала резец – скульптура, над которой она работала, была еще весьма далека от завершения, она успела нанести всего несколько линий, – а в другой у нее был бокал шампанского. Более всего в эту минуту – и навсегда! – Эскофье запомнилось, что ее с головы до ног покрывала тончайшая белая пыль, похожая на сахарную пудру.
Она, безусловно, могла бы прогнать его прочь. В конце концов, она явно не помнила, что они уже встречались. «Поставьте поднос на стол и ступайте», – вот что он ожидал от нее услышать. Но ничего подобного она не сказала.
Она смотрела на него как на человека, которого когда-то любила, а потом потеряла. Она впоследствии говорила, что именно тогда вдруг заметила, что у Эскофье глаза ее отца – яркие, горящие чудесным огнем. Значит, она действительно его запомнила?
Согласно светскому обычаю, она расцеловала его в обе щеки. «Гавр», – прошептала она точно пароль, и Эскофье поднял серебристый купол над тяжелым подносом. Комната тут же наполнилась легким ароматом малины, нагретой летним солнцем, и трюфелей, темных, как память.
Сара наклонилась над кушаньем и даже зажмурилась.
– Кажется, будто весь воздух соткан из бархата!
И она рассмеялась – звонко и неистово.
И все. Отныне Эскофье навсегда принадлежал ей. Отныне не имело значения, кого любил он и кто любил его самого – тень Сары всегда оставалась с ним рядом.
Глава 5
В «Ле Пти Мулен Руж» имелись такие залы, где вас мог видеть любой, но были там и отдельные кабинеты, где клиенты легко укрывались от глаз любопытствующих; а из некоторых комнат можно было вообще не выходить. Особенностью этого ресторана, открытого только в летние месяцы, было несколько прилегавших к нему садиков с плотными зелеными перегородками из кустов сирени и роз, вьющихся по шпалерам. Внутри было два обычных обеденных зала на первом этаже и несколько отдельных кабинетов поменьше на втором и на третьем этажах. Всего там насчитывалось до тридцати различных помещений для гостей, а также имелся второй, весьма неприметный, вход с улицы Жана Гужона, дом 3, скрытый кустами сирени, росшей на обочине.
Каждый вечер драмам, разыгрывавшимся в «Ле Пти Мулен Руж», как бы аккомпанировал оркестр Наполеона Мюсада, игравший в похожем на раковину зеленом театре парка «Елисейские Поля», находившемся напротив ресторана. И в тот вечер все было точно так же.
Эскофье