Дядя Фред весенней порой. Пелам Вудхаус
– пока.
И он ушел, и пошел в гараж, где держал свою машину, и сказал владельцу, чтобы тот приготовил ее к завтрашнему утру.
– Далеко едете, сэр?
– В Икенхем, – ответил Мартышка.
Ничего не поделаешь, думал он, придется все открыть дяде Фреду.
Глава II
Обработав гостиную племянника и покинув его квартиру, герцог Данстабл приободрился, доехал в кебе до Паддингтонского вокзала и поездом 2.45 отбыл в Маркет-Бландинг, расположенный в графстве Шропшир, ибо сам пригласил себя к Кларенсу, графу Эмсворту, и леди Констанс, его сестре, в древнюю обитель покоя – Бландингский замок.
Заблаговременно сообщив об этом открыткой, он особо напомнил, чтобы ему отвели спальню на первом этаже, окнами на юг, и тихий кабинет, где он мог бы работать вместе с секретарем над историей своего рода. Открытку принесли к завтраку и приняли неоднозначно.
Лорд Эмсворт очень удивился и воскликнул: «Нет, что ж это! А? Нет, что же это такое?» Он не любил герцога сорок семь лет, секретаря же его, Руперта Бакстера, надеялся не увидеть ни в этом мире, ни в будущем. Еще недавно тот служил у него, и граф относился к нему, как относится чудом исцеленный человек к страшной болезни. Конечно, теперь секретарь терзал другого, но графа это не очень утешало. Ему претила мысль о том, что они с Бакстером будут жить под одной крышей.
Зато леди Констанс была рада. Бакстер ей нравился, а в давние дни, когда мир был молод, они с герцогом позже всех возвращались домой с пикников. Ничего из этого не вышло, он еще не унаследовал титула, и старый герцог, отец, услал его за границу, чтобы Англия немного отдохнула, – но память осталась и жила до сих пор.
– Да он неделю как уехал! – протестовал лорд Эмсворт.
– Семь месяцев назад.
– А ты не можешь сказать, что у нас нет места?
– Конечно, не могу.
– Когда он был тут, – сообщил страдающий граф, – он ткнул Императрицу зонтиком.
– Знаешь что, – отвечала леди Констанс, – я не стану оскорблять старого друга из-за твоей свиньи. Отведем ему комнату окнами в сад, ему нужен первый этаж. Боится пожара.
Так и случилось, что наутро после визита к племяннику герцог проснулся в роскошной спальне на первом этаже. Сперва он полежал, глядя, как сочится свет сквозь занавеси огромных окон, выходящих прямо на лужайку; потом позвонил и велел лакею принести тостов, джема, китайского чаю, яйцо в мешочек и газету «Таймс». А через двадцать минут дворецкий Бидж передал леди Констанс, что герцог ждет ее у себя.
Она немного всполошилась. Вчера, за вечерним столом, герцог успел рассказать, как он проучил племянника, и рассказ этот произвел на нее большое впечатление. Подходя к его комнате, она боялась разрушений; но все было в порядке, и она посмотрела на гостя, облаченного в розовую пижаму, с той нежностью, с какою смотрит женщина на мужчину, шептавшего ей когда-то слова любви.
– Доброе утро, Аларих, – сказала она.
– Дбррр. Какого черта он свистит?
– Что?
– Свистит. Какой-то тип под окном. «На берегах Лох-Ломонда»[3].
– Наверное, садовник.
Герцог неопределенно хмыкнул.
Если Мартышка удивился мистеру Плуму, он удивился бы и тому, что
Хотя лорд Икенхем позже скажет, что эту песню сочинил Бёрнс, он ошибется, песня анонимная, ее приписывают леди Алисии Скотт, которая жила в XVI веке.