Коварство идеальной леди. Виктория Александер
бланка, разложенных на столе в библиотеке мужа – в ее библиотеке. Эти бланки с ее вытисненными именем и титулом были изготовлены из веленевой бумаги высшего качества. Но конечно же, все, что она носила, вся обстановка в доме, а также в деревенской усадьбе, все, чем она владела, было самого лучшего качества. Иного ее покойный муж не признавал.
Лежавший с левой стороны бланк был новым, хрустящим. В него ее аккуратным почерком были внесены дела, требовавшие безотлагательного вмешательства. С улыбкой она макнула перо в чернильницу и замазала слова «заменить дворецкого» ненужными, но доставившими удовольствие завитушками. За две недели, прошедшие со дня смерти мужа, она успела заменить экономку, повара и весь штат прислуги верхнего этажа, а теперь и дворецкого. В течение следующей недели она намеревалась уволить всю остальную челядь, прислуживавшую при муже. Дворецкий, как и экономка, повар и другие вновь нанятые слуги, возможно, окажутся не столь опытными, как те, что были прежде, и, вероятно, потребуется какое-то время, пока они привыкнут к новой обстановке и новой хозяйке, но это почти не беспокоило Оливию. Некоторые предстоящие неудобства были ничем по сравнению с желанием начать жизнь заново.
Она перевела взгляд на лежавший справа бланк, запачканный, затертый. Сгибы протерлись после многократного складывания и разворачивания, так что части листа едва держались воедино. На этом листе был также начертан перечень всяких мероприятий. Ни один из пунктов этого перечня еще не был вымаран, но с течением времени все будет зачеркнуто. Оливия не торопилась. В конце концов, этот список был составлен почти десять лет назад, и у нее была вся жизнь впереди, чтобы вычеркивать пункт за пунктом. Жизнь, которая наконец принадлежала только ей.
Ни один из списков не был озаглавлен, но то, что было в левом списке, подлежало немедленному исполнению, а то, что в правом, – исполнению после его смерти. Правый список не был длинным, но в процессе замужества Оливия цеплялась за него, словно тонущий матрос за обломок мачты. Этот потрепанный лист бумаги был единственной в жизни вещью, принадлежавшей лично ей. На нем были запечатлены ее мечты, личные желания – и вздорные, и основательные. Осуществимые ими вовсе нереальные. Эти записи были ее тайной, ее спасительным средством. Если бы муж узнал о существовании этого листа бумаги, о том, каким образом она находила поддержку в нем, он, несомненно, наказал бы ее, хотя не делал этого уже много лет. Или возможно, посмеялся бы над ней, что было бы еще хуже.
Оливия находилась в их деревенском доме, когда пришло известие о кончине мужа. Она тут же обратилась к небесам с короткой молитвой о спасении его души. Не потому, что его душу можно было таким образом спасти или обращение к небесам усиливало вероятность спасения. Просто она считала, что так положено. Прочитала она и более длинную молитву – ко всем святым, как это делали многие беззащитные женщины. Нет, она не возносила благодарственные молитвы, это было бы аморально. К тому же он и так был на тридцать лет старше ее и, по идее, должен был уйти из жизни раньше. Но она никогда не молилась и о жаловании ему крепкого здоровья.
А