Эпоха невинности. Эдит Уортон
в некоем неземном сумеречном сиянье, в котором ясно выделялись всего лишь две фигуры – мистер и миссис Генри ван дер Лайден.
Миссис Генри ван дер Лайден, в девичестве Луиза Дэгонет, была по матери правнучкой полковника дю Лака, происходившего из старинного семейства с Нормандских островов, который воевал под началом генерала Корнуоллиса и после Войны за независимость поселился в Мериленде со своей молодою женой, леди Анжеликой Тривенна, пятой дочерью графа Сент-Острей. Дэгонеты и мерилендские дю Лаки всегда поддерживали тесную сердечную связь со своими знатными родичами Тривеннами из Корнуолла. Мистер и миссис ван дер Лайден не раз подолгу гостили у нынешнего главы дома Тривенна, герцога Сент-Острей, что в Глостершире, и его светлость частенько говаривал о своем намерении в один прекрасный день нанести им ответный визит (без герцогини, которая боялась переезда через Атлантику).
Мистер и миссис ван дер Лайден жили то в Тривенне – своем имении в Мериленде, то в Скайтерклиффе, большом поместье на берегу Гудзона, которое еще в колониальные времена было даровано голландским правительством знаменитому первому губернатору, и «пэтруном» которого до сих пор оставался мистер ван дер Лайден. Их большой импозантный особняк на Мэдисон-авеню открывался очень редко, и, приезжая в город, они принимали в нем лишь самых близких друзей.
– Пожалуй, тебе лучше поехать со мною, Ньюленд, – сказала миссис Арчер, внезапно остановившись возле дверцы брауновской коляски. – Луиза тебя очень любит, и потом, ты ведь, конечно, понимаешь, что я делаю это только ради милочки Мэй, а кроме того, если мы все не будем поддерживать друг друга, то общество попросту перестанет существовать.
7
Миссис Генри ван дер Лайден молча внимала рассказу своей кузины, миссис Арчер.
Можно было сколько угодно заранее убеждать себя в том, что миссис ван дер Лайден всегда молчит и что сдержанная от природы и благодаря воспитанию она очень добра к людям, которые ей нравятся. Даже личный опыт не всегда служил защитой от холодной дрожи, невольно охватывавшей каждого в гостиной особняка на Мэдисон-авеню, с ее высокими потолками и белыми стенами, где с обитых бледной парчою кресел явно по случаю его прихода только что сняли чехлы и где кисейные занавески все еще скрывали золоченую бронзу на камине и «Леди Анжелику дю Лак» Гейнсборо в великолепной резной старинной раме.
Портрет миссис ван дер Лайден кисти Хантингтона (в черном бархатном платье с венецианскими кружевами) висел напротив портрета ее очаровательной прабабки. Считалось, что он «не уступает Кабанелю», и, хотя он был создан двадцать лет назад, сходство до сих пор оставалось «поразительным». И в самом деле, та миссис ван дер Лайден, что сидела под своим портретом, слушая миссис Арчер, вполне могла сойти за сестру-двойняшку белокурой моложавой женщины, томно откинувшейся на позолоченную спинку кресла на фоне зеленой штофной гардины. Выезжая в свет или, лучше сказать, принимая