Эпоха невинности. Эдит Уортон
и весьма темное происхождение, и, когда Медора Мэнсон объявила о его помолвке с ее кузиной, все сочли его очередной глупостью в длинном ряду экстравагантных поступков бедняжки Медоры.
Но глупость спасает своих детей так же часто, как мудрость – своих, и спустя два года после свадьбы юной миссис Бофорт все признали, что у нее самый изысканный дом в Нью-Йорке. Никто не понимал, как совершилось это чудо. Она была ленивой, бездеятельной, злые языки даже называли ее тупицей, и тем не менее, разодетая, как идол, увешанная жемчугами, с каждым годом все более молодая, белокурая и прекрасная, она царствовала в массивном коричневом бофортовском дворце и, даже не шевельнув унизанным кольцами мизинчиком, собирала вокруг себя весь свет. Знающие люди утверждали, будто Бофорт сам муштрует слуг, учит повара готовить новые блюда, объясняет садовникам, какие цветы выращивать в теплицах для украшения обеденного стола и гостиных, варит послеобеденный пунш и диктует жене записочки к ее подругам. Если так, то все это совершалось за закрытыми дверями, а к гостям выходил гостеприимный беззаботный миллионер, который появлялся в своей собственной гостиной с небрежным видом гостя и говорил: «Вы не находите, что у моей жены изумительные глоксинии? Знаете, она выписывает их из лондонского ботанического сада Кью».
По общему мнению, секрет мистера Бофорта заключался в том, что он, не моргнув глазом, умел выпутаться из любой переделки. Можно было сколько угодно шушукаться насчет того, как международный банк, в котором он служил, «помог» ему покинуть Англию, – он игнорировал этот слух подобно всем остальным и, хотя совесть делового Нью-Йорка была ничуть не менее чувствительной, чем его нравственные принципы, всегда выходил сухим из воды, меж тем как весь Нью-Йорк не выходил из его гостиных, и уже свыше двадцати лет люди говорили: «Мы едем к Бофортам» так же безмятежно, как если бы речь шла о миссис Мэнсон Минготт, да к тому же еще с приятной уверенностью, что там их ждут жареная утка и тончайшие выдержанные вина, а не теплая «Вдова Клико» урожая неизвестно какого года и разогретые крокеты из Филадельфии.
Итак, миссис Бофорт, по обыкновению, появилась в своей ложе как раз перед арией с драгоценностями, а когда она в конце третьего действия, опять-таки по обыкновению, встала, накинула на свои прекрасные плечи манто и исчезла, Нью-Йорк уже знал, что бал начнется через полчаса.
Нью-йоркцы чрезвычайно гордились бофортовским домом и любили показывать его иностранцам, особенно в день ежегодного бала. Бофорты одни из первых в городе приобрели красный бархатный ковер, который их собственные лакеи расстилали на ступенях под их собственным тентом, тогда как все прочие довольствовались взятыми напрокат коврами и стульями и ужином из ресторана. Они также ввели правило, чтобы дамы снимали манто в передней, а не тащили их наверх в спальню хозяйки и не грели щипцы для завивки волос на газовой горелке; Бофорт будто бы даже как-то высказался в том духе, что, насколько он понимает, все подруги его жены держат служанок, которые